Как назло, автоматы часовых молчат, а овчарка беснуется.
Что опаснее — обнаружить себя выстрелами или оставаться во дворике, где не прекращается истерический лай?
Пестряков дал короткую очередь.
Овчарка полетела кубарем. Светящиеся глаза ее описали в темноте какую-то спираль. Но она была жива и кинулась на обидчика с хриплым подвыванием.
А ведь Пестряков готов был поклясться, что достал собаку пулями.
Тимоша выстрелил — собака продолжала рычать, он выстрелил еще раз, в упор, — и она утихла.
Разведчики прошли к калитке, осмотрелись и пустились наутек по тротуару.
— Однако чумовая, — перевел дух Пестряков. — Ты сколько патронов истратил?
— Два.
— Я, усатый олух, кажись, семь. Да еще промахнулся своей очередью.
— Собаку труднее убить, чем фашиста.
— На хозяев боеприпаса не останется, ежели так с фашистскими овчарками воевать. Кажись, шестнадцать патронов в наличии осталось.
— И моих девять, — невесело подсчитал Тимоша.
Пестряков помрачнел; он еще раз мысленно подсчитал патроны в диске автомата — кругом шестнадцать!
Добрались до канала, о котором Пестряков знал, что тот тянется по восточной околице города, перерезая его с севера на юг. Курица могла форсировать канал, не замочив крыльев. Дно канала и крутые откосы, выложенные скользкими плитами, были устланы опавшей листвой. Она удобна, когда на листве этой неподвижно лежат, но опасно шуршит, когда по ней приходится ползти.
Однако воды хватило для того, чтобы она натекла Пестрякову в худые сапоги.
«Черт с ним, с этим ледяным компрессом, потерплю. Но ведь хлюпать дырявые лапти примутся — вот что скверно…»
Пестряков и Тимоша удостоверились, что канал используется как противотанковый ров. Можно не сомневаться, что горбатый мост через канал фашисты начинят минами.
Это был тот самый мост, от которого строго на запад вела аллея к Церковной штрассе, к тому самому перекрестку, возле которого находится дом с подвалом — приют четырех, их казарма, госпиталь, крепость.
При въезде на мост скопилось множество машин, одна в затылок другой.
Пестряков сразу догадался: это потому, что обочины аллеи и подступы к мосту уже заминированы, машины там не могут разъехаться, оставлен лишь узкий проезд.
И по мосту, вопреки его ширине, движение машин было одностороннее. Догадка Пестрякова подтверждалась.
Он поделился соображениями с Тимошей, тот и сам пришел к такому выводу.
— Мы с тобой, — прошептал Тимоша в ухо Пестрякову, — одного, минного поля ягоды.
И в этом вкрадчивом шепоте можно было услышать все: извинение за былое недоверие и обещание дружбы.
