Наконец часы угомонились. Тимоша недоверчиво взглянул на них.
— А показывают четверть шестого. Когда день — в разгаре. Да что они, чокнулись?
— Я вас не понял. — Лейтенант тоже не отводил глаз от циферблата.
— Чокнулись — значит по-ростовски с ума спятили… Подарить бы эти часы фашистскому архиерею…
Было что-то жуткое и символическое в ошалевших часах. Они старательно тикали, во при этом потеряли власть над стрелками, над маятником, над временем. Часы контужены, как и вся гитлеровская Германия. Она тоже оказалась вне времени, и, хотя пружина заведена и механизм продолжает работать, стрелки часов давно идут вразброд, время фашистов истекло.
Лейтенант решил когда-нибудь написать об этих часах стихотворение. Он достал из планшета заветную тетрадку и долго что-то туда записывал, шевеля яркими, хорошо очерченными губами, совсем по-мальчишески мусоля карандаш.
9
Когда темнота сгустилась, они перетащили из дома в подвал все, что сочли нужным.
В подвале появились тюфяки, пуховые перины, одеяла, подушки, охапка белья, в том числе новехонькая, нестираная простыня.
Тимоша нарвал ее узкими лоскутами — перевязочный материал.
Большим подарком для всех было чистое белье. Вот это богатство!
На лейтенанта едва налезла рубашка с низким вырезом на груди, на перламутровых пуговичках и с вышитой меткой; рукав кончался где-то между локтем и кистью.
Сперва было Черемных отказался сменить рубаху, — боялся потревожить ноги или из суеверия? — но потом последовал примеру других.
Ну а Тимоше досталась рубаха подлиннее шинели. Лейтенант объяснил, что это ночная рубаха; немцы днем ходят в одной рубашке, а спят в другой — удобно, гигиенично. Тимоша беззлобно, с удовольствием ругал хозяина рубахи, пока с трудом заправлял полотняный шлейф в штаны.
— Ночная рубаха? Ну и ну… До чего додумались! Культурно. А в грязном белье я умереть никак не согласен… Интересуюсь — вши мертвых кусают или брезгуют?
— А у тебя водятся? — насторожился Пестряков.
— Как у Василия Теркина. Частично есть.
— Тогда тебе боевое задание — выбросить все грязное белье.
Тимоша послушно собрал узел с бельем, уволок его и забросил куда-то на соседний двор.
Притащили в подвал и отрывной календарь. Это тоже была выдумка Тимоши. Он повесил календарь, оборвал отжившие листки и при этом возмущался: зачем фрицам понадобилось коверкать русские слова и писать «октобер» и «новембер»?
У Черемных календарь никакого интереса не вызвал. Он не надеялся прожить столько, чтобы у него возникла опасность потерять счет дням. А Тимоша заявил, что он вообще отказывается умирать, не зная, какое это будет число и какой день недели. Дни недели, поскольку они на листках крупным почерком напечатаны, он всегда разберет, не разберет — так угадает, а если собьется — можно отсчитать дни от красного, воскресного листочка.
