– Конечно, это не по правилам,– начал Фару, когда официант, принявший заказ, принес мне аперитив, комиссару грог, над которым поднимался пар, и бутылочку «Виши» для инспектора, находившегося, очевидно, под впечатлением услышанных историй про абстинентов[15],– разговаривать о расследовании в бистро, но я убежден, что это дело не выходит из разряда элементарного грабежа, а их совершается столько… Так что я могу себе позволить чуть-чуть нарушить правила… тем паче мне показалось, что вам, Бюрма, нужно выпить чего-нибудь подкрепляющего…
Я молча кивнул.
– Отлично! Так вот,– комиссар принялся сворачивать сигарету,– не будем особо останавливаться на идеях Ленантэ. Он сам выбрал свою жизнь, был анархистом, фальшивомонетчиком, неудачником и так далее, но последние годы вел себя тихо.
Комиссар закурил, и дым от его сигареты смешался с дымом моей трубки.
– Он не был активистом, не был членом никакой политической или философской организации. Вел мирную, спокойную, независимую жизнь. Как вы думаете, Бюрма, чем он занимался?
– Не знаю,– ответил я.– Он был классный сапожник, пошив обуви и все такое. Завел свое дело?
– Нет. Вероятно, у него никогда не было средств снять приличную мастерскую… я говорю, приличную, потому что вообще-то мастерская у него была…
– Скорей уж гараж,– уточнил Фабр.
– Да, пожалуй, гараж, склад… короче, помещение, которое можно было бы переделать в лавку, да только…– Комиссар скорчил гримасу, встопорщив усы.– Переулок Цилиндров… Прошу заметить, эти «цилиндры» не имеют никакого отношения к механизмам.
– Красивое название,– бросил я.
– Да, название, пожалуй, подходящее для профессии сапожника…
– Ну, еще лучше бы оно подошло для шляпника. А где находится этот переулок?
– Между улицей Насьональ, почти на углу улицы Тольбиак, и улицей Бодрикура. Место ничуть не хуже любого другого, вся беда в том, что этот переулок Цилиндров оклеветан. На табличках он обманно именуется тупиком, и это как-то не завлекает…
– Углубляться в него.
– Вот именно. Короче говоря, никакой мастерской на этих задворках процветание не грозило, и, похоже, у Ленантэ никогда и не было намерений попытаться поставить такой опыт. Клиенты со временем стали бы для него своего рода хозяевами, и не менее деспотическими… Ну а наниматься к кому-нибудь…
– Об этом и речи не могло быть.
– Совершенно верно. У нас есть сведения, что время от времени он шил пару-другую обуви, но жил-то не с этого. Ну-ка, Бюрма, догадайтесь с чего? Со старья! Он был, дорогой мой, старьевщик. Старьевщик и сапожник. При его скромных потребностях две эти профессии обеспечивали ему вполне достаточно средств и полную свободу. Он собирал старье, покупал, перепродавал и вполне мог сносно существовать. И при этом был сам себе хозяин. В какой-то мере он решил проблему. Вы видели в больнице его одежду?
