Двое мальчишек, один из которых временами покашливал, торчали посреди двора, не обращая внимания на моросящий дождь. Глаза их были мечтательно устремлены к одному из верхних этажей, где на окне проветривались голубые трусики с воланами, которые влажный ветерок то надувал, то заставлял трепетно биться, подобно сердцу.
Я шагнул за ворота.
Нельзя сказать, чтобы я наделал много шума, и тем не менее оба мальца, почуяв мое присутствие, резко обернулись, словно застигнутые на месте преступления. Курили оба, но только один из них достиг того возраста, когда это более или менее позволительно. Они безуспешно пытались спрятать свои окурки.
Улыбнувшись, я помахал им трубкой.
– Ладно, ребята, я тоже дымлю,– сказал я.
– Н-да,– ухмыльнулся тот, что был постарше, лет пятнадцати; из-под кепки, сдвинутой набекрень, выглядывало некрасивое, до времени постаревшее лицо. «Н-да»,– ухмыльнулся он, всем своим видом давая понять, что если в мои намерения входит сделать им выговор, то это все равно ни к чему не приведет – бесполезно.
Видать, взрослым он не шибко доверял, и если бы ему пришло вдруг в голову сбагрить как-нибудь по дешевке это свое доверие, чтобы купить себе бутерброд, то хорошо бы это случилось, когда он будет не слишком голоден, ибо бутерброд ему обломится скорее всего малюсенький. Его приятель был ничуть не похож на него. На его помятом личике болезненного ангелочка печально поблескивали серые, обрамленные почти женскими ресницами глаза. Не такой закоренелый, как его дружок, и потому сразу же успокоенный, он, коснувшись указательным пальцем берета в знак приветствия, первым снова сунул в рот свой окурок, отчего опять закашлялся.
– Курить не умеет,– заметил старший, последовав его примеру в отношении сигареты.
– А ты его учишь, папаша? – спросил я.
Он не ответил, занятый тем, что силился выпустить дым через нос, который был чуточку длинноват. Другой тем временем продолжал кашлять, и, судя по всему, причиной его кашля было отнюдь не курение. Опустив глаза, я взглянул на башмаки мальчонки. Близилось Рождество, но вряд ли найдется камин, который их примет[1]. Очень уж они были паршивые, и притом злобно скалились – ни дать ни взять два прожорливых крокодильчика. А камин чаще всего находит себе добротные ботинки. Ну хорошо. (Так уж принято говорить.) Не найдется, стало быть, камина жалкому ангелочку. Ни камина, ни дерева, то есть пресловутой традиционной елки, сверкающей, разнаряженной и все такое прочее. Ничего не поделаешь, это еще одна радость, которую не каждый может себе позволить. Бывает, что на этой самой елке кому-то охота повеситься…
