Из книги «Сказки и легенды моря» | страница 16



Александр облачился в красное и черное, опоясался шерстью, пропитанной кровью единорога и свежим воском, а перед тем, как царь вошел в стеклянную бочку, его писцы — они были из Дамаска и очень напоминали тех бискайцев с красивыми почерками, что работали в канцеляриях Филиппа II, — прочитали океану двадцать четыре декрета, обязав его сохранять штиль двадцать четыре дня. Тогда корабль из семи пород дерева вышел в открытое море, и стеклянная бочка погрузилась в пучину вод, которые, благоговейно расступившись, сказали: «Салям!»

Александр увидел все племена рыб и услышал, как стонут воды, когда Левиафан или Иасконий своим чудовищным весом распластывают их на придонных скалах. Увидел царь и глубоководных людей, покорных воле тирана, которого они каждый день зовут по-новому, считая, что тираны у них все время меняются. А еще он увидел двух сирен: одна, грузная и черноволосая, молча держалась на расстоянии, другая же, белокурая юница (ее движения напоминали о прихотливых евклидовых кривых), узнала в необычном госте великого македонца и запела, конечно же, стихи из «Романа об Александре». Среди прочих диковинок там была башня Валтар, построенная вершиной вниз. Люди соорудили ее, когда закончили Вавилонскую башню, устремленную ввысь. На макушке Валтар свил гнездо аист, зимой улетавший к берегам Нила, того самого, что, как известно, был связан со всеми реками, наземными и подземными. А вот как познал Александр гибкотелую обитательницу моря: сирена обвилась вокруг стекла, к которому, нагой и великолепно оснащенный, прильнул македонец; истечения и ароматы красавицы проникли в бочку, великий царь вдохнул их, и оба испытали наслаждение одновременно. Знатоки утверждают, что стекло пропустило семя Александра в море. Такие чудеса называют осмотическими — благодаря подобным явлениям пишут шариковые ручки. Если все было именно так, под водой, безусловно, должно жить Александрово потомство. Однажды я познакомился с делом, рассматривавшимся Королевской канцелярией Вальядолида: члены некоего горного рода требовали увековечить в дворянской грамоте свое происхождение от Александра Македонского. Что, если пращуром этих астурийских идальго был сын героя и сирены, а человек-рыба из Льерганеса приходится им родней?

Уже давно я решил, что греки стремились узнать, как жили некоторые животные сообщества (например, кентавры и человекообразные одноглазые циклопы) и какой у них был строй — демократический, аристократический, тиранический, монархический или же анархический. Подозреваю, что такого рода цель преследовал и Александр Македонский в своем подводном странствии. Много лет спустя, когда в результате Балканских войн Македонию поделили между собой Греция, Болгария и Сербия, имя ее стало вызывать представление о неразберихе, мешанине; тогда-то и окрестили фруктовую смесь «Маседуан» — македонская. Узнай об этом Александр, он был бы потрясен варварским дележом его царства, а еще сильнее — глумлением над именем страны. Подумать только, наводящая ужас империя — и десерт, который едят ложечкой!