Все это было запутанно и оставляло ощущение беспомощности уверенного в своей правоте человека, который ничего не может доказать при помощи логики. Сегодня что-то подсказывало ему, что следует поступить против обыкновения: не раздумывая, повинуясь первому велению сердца. Сердце же настоятельно велело побриться, принять душ, переодеться. Но где? Во что? Он не сомневался, что в Казенном доме имеется ванная комната, и в ней — новенькие бритвенные принадлежности, что в шкафу можно выбрать обмундирование, пусть и без знаков отличия. Но в такой форме показываться в городе не хотелось. Предстоит сначала достать ленту. Для этого надо с кем-нибудь посоветоваться. Можно будет походить, пока подыскиваешь ленту, в штатском. А штатского в Казенном доме не достать. Это уже легче. Значит, нет смысла в него возвращаться. Неплохо =ыыбы переночевать следующую ночь подальше отсюда, а за тощим походным мешком с единственной ценной принадлежностью — старой тетрадью, который он бросил где-то в коридоре, когда вошел накануне в странное заведение, можно будет послать слугу — если в городе живет знать, значит, должны быть и слуги.
Годар двинулся к террасе, где стоял задумчивый шатен, аккуратному виду которого не мешала даже непокорная челка, потому, что он вовремя укладывал ее в прическу ловким движением головы.
— Утро доброе, — произнес Годар с нажимом, грубовато, в чем тут же раскаяля и в продолжение дальнейшей беседы больше не прикрывал стеснительности: — Я — странник Годар, иностранец. Со вчерашнего вечера — ратник королевского войска. Не могли бы вы оказать мне любезность… Нет ли у вас, уважаемый, ванной? Мне необходимо принять душ, — он и сам удивился наглому завершению своего внутреннего монолога.
Незнакомец, посмотревший ему в глаза мягким, серьезным взглядом, сразу же затушил папиросу, открыл дверь, ведущую на террасу со двора и сделал характерный пригласительный жест, после чего схватился рукой за грудь, извиняясь, жестом же, за промедление.
— Пожалуйста-пожалуйста! Проходите, располагайтесь. Мой дом в вашем распоряжении, — заговорил он взволнованно, густым баритоном, который, казалось, разрывался на куски от порывов искренности. — Подождите секундочку, я сейчас.
Он скрылся в комнате, где что-то грохнуло, и вернулся через пару секунд со стулом. Ненавязчиво глядя Годару в глаза, не позволяя себе обсмотреть его одежду и обувь, незнакомец деликатно усадил его, сам же, отступив на шаг-другой, опустился на край табуретки:
