Кейн взял из ее руки опустевший бокал и поставил рядом со своим на столик. Затем дотронулся до ее обнаженного плеча, провел рукой по ключицам вдоль жемчужной нити, очертил линию декольте. Мэри как в ознобе передернула плечами и со смущенным видом покинула веранду.
Кейна как магнитом потянуло за ней в гостиную, освещенную стремительно гаснущим солнцем. Он подошел к Мэри, остановившейся у камина, обнял ее за обтянутую шелком талию и спросил:
— Теперь теплее?
— Я дрожу не от холода. Я чувствую непонятную слабость, — пожаловалась Мэри.
— Возможно, это от голода, и, значит, надо подкрепиться. Оставайся здесь. Посмотрю, накрыт ли стол.
Оставшись одна, Мэри рассудила, что едва ли в этот необыкновенный вечер ей удастся избежать его ласк. Наряжаясь, она стремилась вызвать у него сильное желание. Вряд ли Кейн позволит остаться ему неутоленным.
Но совсем другое мучило ее сейчас. Каким-то образом Ченнинг прознал, что Мэри была беременна и родила сына, не будучи замужем. Он дал ей понять, что не остановится ни перед чем, чтобы выяснить, кто отец ее несчастного мертворожденного младенца.
Она мысленно отслеживала цепочку лиц и событий. По возвращении в Париж, больше похожем на бегство, она поселилась в просторных апартаментах Жана-Поля Бернара, великодушного владельца галереи, с которой она сотрудничала, ее большого друга. В его преданности она ни на секунду не сомневалась.
Но его альковный партнер Альбер испытывал к Мэри стойкую неприязнь. Он-то и мог снабдить Ченнинга этими сведениями. Она затруднялась сказать, что страшит ее больше: угроза потерять свою долю в наследстве, разоблачения и скандалы или страх потерять Кейна, который рано или поздно узнает, что это его сына она носила, скрывая от него правду.
Зная Ченнинга и Лоретту, она была уверена, что эти двое не остановятся на полпути, завладев ее деньгами. Страшило то, что они станут трепать имя невинного малыша Брента — так она нарекла перед похоронами своего младенца, — чтобы до основания разрушить ее жизнь.
Стараясь не думать о последствиях, Мэри решила, что Кейн должен узнать о сыне из ее уст. Не в лучшие времена он вернулся к ней. Узнавая его вновь, Мэри была уверена, что его возвращение — не блажь или авантюра, а обдуманный поступок зрелого человека. Его переезд в Иствик, желание стать финансовым партнером в учреждаемом ею проекте, его постоянные уступки и терпеливое отношение обязывали ее быть откровенной с ним. Он уже стал частью ее жизни, она не могла отрицать очевидное.
