— Когда?
— Три недели назад. — Джерри снова уставился на горизонт, раскинувшийся перед ним. — Лаусам нужны были некоторые вещи для их ребенка.
Последние напоминания об их сыне были убраны с глаз… У Лаусов было восемь детей! И это так несправедливо! Они забрали вещи, которые она сшила для Адама собственными руками…
Она чуть не задохнулась от негодования и от низменной зависти, от которой никак не могла избавиться.
— И ты даже не спросил меня?
Анна отвернулась к иллюминатору. Они летели над горными выработками Тома Прайса. Разбросанные домики, черные дыры в земле…
Ярость, зависть, предательство и все эти напрасные сожаления…
Ей надо с этим покончить, найти с Джерри какой-то общий язык, или они никогда не проживут вместе этих двух недель.
Почему Мелани не просыпается? Если она издаст хоть один звук…
— У них угрожающее положение, они могут все потерять.
Она не сразу поняла, о чем он говорит.
— Я подумал, что ты поймешь. Люди гораздо важнее, чем вещи. Разве ты не говорила эти слова каждый раз, когда отдавала наши вещи другим? — проворчал он, и голос его раздался словно издалека.
— Мне казалось, ты об этом уже забыл, — ответила она без всякого выражения.
— Я помню все. — Взгляд его был холодным, и она снова вздрогнула. Когда она ничего ему не ответила, он вздохнул с преувеличенным терпением, которое она ненавидела. — Скажи, что у тебя в голове, Анна? Мы должны выбраться из этой безумной неразберихи, в которую оба попали.
Наконец-то Джерри задал ей вопрос, а не просил вернуться домой.
— Мы ничего не можем поделать, Джерри. Ничто не может измениться. Все кончено.
— Именно поэтому ты позвонила мне и именно поэтому находишься сейчас здесь?
Его ледяной тон заставил ее защищаться.
— Я не знаю другого мужчины, который бы так хорошо скрывал свои чувства. Если ты вообще испытываешь какие-то чувства…
Он нахмурился, взглянув на горизонт, будто там скрывалась какая-то опасность.
— Когда-нибудь ты поймешь, что случилось с нами год назад, и не будешь думать только о своей боли. И тогда поймешь, что бегство твое было напрасным.
— Я не убегала ни от кого. Я оставила тебя. — У нее не было выбора: Адам являлся ей во сне, и она видела его холодное, милое, спящее личико. Спящее вечным сном — в холодном белом гробу, а не в теплой небесно-голубой колыбельке, которую они приготовили ему, с яркими игрушками, подвешенными над ней, чтобы ребенок смеялся, тянулся к ним ручонками…
— Ты никогда не говорила мне об этом.
