— Слава Богу! — вздохнул цирюльник с облегчением, как будто камень у него с души свалился, но вдруг выкрикнул «Оооой!» и с кислой миной потер под столом ушибленную лодыжку.
— Залман хочет сказать, — заявила супруга цирюльника, — что ты, Цемах, слишком занят для этого и не умеешь читать и писать и ты не очень де-факто, понимаешь.
— Женщина, — прохрипел Гурвиц, — не тебя я спрашиваю, а Залмана!
— Я думаю, — вздохнул Залман, — что пока оставим как есть.
Сапожник сел и похлопал цирюльника по плечу, на этот раз с отвращением.
Он вернулся на свое место и с обидой сказал:
— Маленький цирюльник стал большой сволочью.
— Ясно, — сказал Дольникер, — ведь он староста.
* * *
Этот вечер запомнился Дольникеру замечательными событиями. Он набил брюхо всякими запрещенными ему вещами, начиная со шкварок и кончая кислой капустой. Он выпил также и водки, дойдя до состояния легкого подпития, и боли в побитом теле как не бывало. Он беседовал со множеством крестьян почти на равных, и сердце его переполнялось чувством благодарности. Сам трактирщик поздравил его с замечательной идеей насчет телеги и выразил мнение, что это свидетельствует о добром сердце Дольникера.
— Вы меня еще просто не знаете, — ответил ему несколько обиженный Дольникер, — я занимаюсь общественной деятельностью с ранней юности.
К тому же в тот вечер Дольникер договорился о первой встрече с Малкой. Собственно говоря, акция была достаточно односторонней. После обильной трапезы женщина подошла к нему и шепнула, что после полуночи будет ждать его в шалаше в конце сада.
— Зачем? — пробормотал политик. — Зачем вы будете меня ждать, госпожа?
Малка улыбнулась, понимая вечные мужские шутки, и предъявила политику два ряда сверкающих зубов.
— Принесите одеяло, — прошептала она, — только не спускайтесь по лестнице, иначе вы разбудите этого сумасшедшего…
Лишь сейчас дошел до политика весь смысл волнительной ситуации.
Обрывки странных мыслей копошились в его голове один за другим.
— Но ведь если я не спущусь по лестнице, — возник спасительный вопрос, — то как же я вообще спущусь?
— Я должна вас учить, господин Дольникер? Один Бог знает, сколько у вас женщин было.
— Ха-ха, — засмеялся Дольникер, — да, было дело…
* * *
Странное, опьяняющее, напряженное чувство сопровождало политика, не оставляя его и в постели. Он лежал с закрытыми глазами и даже не пробовал заснуть. Время от времени он в нетерпении смотрел на часы, считал минуты, ибо более всего ему хотелось перекинуться словом с каким-нибудь живым существом. Подобно заядлому курильщику, Дольникер был способен сбросить напряжение при помощи нескольких затяжек — то есть нескольких слов, даже в самой краткой речи. На его счастье, в комнате в этот поздний час находился пастух Миха, и Дольникер решил использовать эту возможность.
