— Наконец я с вами! Дома!
— дедушка. Не отойду ни на шаг! Вместе будем переживать добрые и злые дни…
— А ты не боишься, девочка? Беспорядки только начались, они могут и разгореться.
— Не боюсь, дедушка. Наконец-то я на родине. Нельзя покидать ее в такую минуту и развлекаться в чужих краях.
Пан Мачей отстранил внучку, пытливо оглядел ее:
— Как ты изменилась, Люция!
Она покраснела:
— Я стала серьезнее, дедушка, набралась ума… и о многом думаю теперь иначе.
Вальдемар поцеловал ей руку, одобрительно взглянув на девушку:
— Прекрасная перемена, Люция!
Щеки ее зарумянились сильнее:
— Этим, Вальди, я обязана тебе… и Стефе, — закончила она шепотом.
Вдруг за дверями послышался шум и торопливые шаги. В комнату вбежал бледный Яцентий, следом — ловчий Юр и молодой лакей. И тут, встретив горящий взор майората, они застыли на месте и стали медленно отступать. Пан Мачей вскрикнул:
— Что случилось?
Они молчали, боясь заговорить. Майорат подошел к ним:
— Ну, не молчите! Что стряслось?
Испуганный Юр одним духом выпалил:
— В Шляхах ограблена касса, кассир убит, граф с супругой бежали. В Ожарове стачка, горят графские коровники… бунт!
— Езус Мария! — охнул пан Мачей.
Майорат вытолкнул слуг за дверь, вышел следом и распорядился:
— Бейте в пожарный колокол, поднимите стражу. Пошлите верховых в Глембовичи и Ромны, пусть поднимут на ноги тамошних. Юр, ни шагу из дворца, будь возле старого пана. Пусть мне оседлают коня, Живо!
Отдав приказания, он вернулся в кабинет:
— Я вынужден откланяться. Еду в Ожаров. Не беспокойся за меня, дедушка.
За окном раздался приглушенный звон колокола, он звучал неспешно, ритмично, но так тревожно, словно в каждом ударе слились тысячи людских жалоб.
Вальдемар поднял руку ко лбу.
— Надвигается буря… — тихо произнес он и вышел из кабинета. Несколько минут спустя он скакал во главе конного отряда пожарных, далеко опередив бранд-майора.
Со стороны Ожарова вставало высокое зарево.
И вновь майорат руководил тушением пожара. Он прискакал туда в самую трагическую минуту, когда рухнули балки. Коровы, пронзительно мыча, бросались прямо в огонь. Безумие охватило скот. Его прямо-таки человеческие крики разносились по всей околице, эхо множилось, неся жалобное мычанье телят. Коровы рыли ногами землю, вдыхая раздутыми ноздрями гарь пожарища. Глаза их горели яростью. Страх отнял у них всякое соображение, гнал вслепую в пламя. Сгорели коровники, сараи, амбары с зерном. Повсюду вздымалось гудящее пламя, летали облака сажи. Уцелели только конюшни, на них и сосредоточили все усилия, видя, что остального уже не спасти.
