Они прибыли тихо, в соответствии с пожеланиями Цезаря, — настолько тихо, насколько это возможно в Риме, городе сплетников, для царицы с юным царевичем и свитой из сорока человек. Цезарь поселил их на тихой, спокойной вилле, на юго-восточном склоне Яникульского холма, откуда неизменно любопытная Клеопатра могла смотреть на город, не давая его обитателям лишнего повода чесать языком насчет ее царственного присутствия.
Цезарь не просто не хотел вызывать лишних сплетен по поводу своей любовницы. Он был уверен: его сограждане-римляне воспримут сына Цезаря, рожденного царицей, — сына, которому предстояло стать царем богатого и могущественного народа, — как острие угрожающего им кинжала. Цезарь надеялся, что Клеопатра довольствуется прекрасным видом на оливковые рощи, перемежаемые кипарисами, и на округлые холмы, не по сезону буйно поросшие полевыми цветами. Сейчас стояла осень, самое чудесное время года в Риме, когда солнечный свет становится так прекрасен, словно его изливают глаза нежной и благосклонной богини. Даже Клеопатре — царице цариц, властвующей в великолепной Александрии, — вряд ли нашлось бы на что пожаловаться.
В конце концов, они были вместе. Именно этого и желала Клеопатра; ведь она в каждом письме намекала, что хотела бы привезти своего сына в город его отца.
Цезарь знал, что ему придется столкнуться с проблемами. Злые языки примутся распускать слухи об истинной природе ее визита, о разнице в возрасте между ними, о планах, которые строит Цезарь, и о том, какое место он отвел в своих грандиозных замыслах чужеземной царице. Но стоило заплатить эту цену, чтобы снова увидеть ее лицо, услышать ее голос, звучащий музыкой даже тогда, когда она обсуждала серьезные вопросы. И убедиться в том, что его отцовство не вызывает ни малейших сомнений — настолько ребенок сходен лицом и телом с самим Цезарем.
Мальчик пошел скорее в отца, чем в мать; впрочем, так и должно быть с сыновьями. Клеопатра права: у Маленького Цезаря была необычно длинная для годовалого ребенка шея, и он горделиво держал царственную голову. Глаза у него оказались голубыми, как у первого Птолемея, почти того же цвета, что и у Александра; во всяком случае, так думала Клеопатра, не догадываясь о том, что глаза бабушки Цезаря по материнской линии и глаза Венеры имели тот же оттенок цвета сумеречного неба. Было также похоже, что мальчик унаследовал отцовскую форму лба и более светлую кожу. Хотя Цезарь провел на солнце столько времени, что уже не знал, какого цвета у него кожа на самом деле. Умный и горделивый вид ребенок мог унаследовать от обоих родителей.
