- Что ж, перед вами еще один любитель макарон. Только я не итальянец. Просто фамилия у меня такая. А сам я еврей.
Она нахмурилась, но не в знак неодобрения, а так, словно сообщение это каким-то непонятным образом смутило ее.
- Мы выходцы из России. Я там родился.
При этих словах она снова воспрянула духом и заговорила еще оживленней:
- А мне наплевать, что там газеты пишут. Я уверена: русские - они такие же, как все. Люди как люди. Вы смотрели по телевизору балет Большого? После такого можно гордиться, что родился в России, верно ведь?
"Она хочет сделать мне приятное", - подумал он и промолчал.
- Свекольник, горячий или холодный, со сметаной. Хм... м... Вот видите, сказала она, снова протягивая ему пригоршню орехов, - вы же проголодались. Бедняжка. - Она вздохнула. - Как вы, наверно, соскучились по домашней стряпне!
Он и в самом деле соскучился и сейчас, когда от разговоров о еде у него разыгрался аппетит, отчетливо это понял. При Саре у них был превосходный стол, разнообразный и вкусный; все всегда подавалось вовремя. Ему вспомнились праздничные, пахнущие корицей дни; вспомнились обеды - аппетитная мясная подливка и винцо, накрахмаленная скатерть, "парадное" серебро и приятная послеобеденная дремота. И ведь вот еще что - ни разу в жизни Сара не попросила его хотя бы тарелку вытереть (он слышал, бывало, как она тихонечко напевает в кухне), ни разу не пожаловалась, что ей надоело хозяйничать. Она ухитрялась так растить девочек, будто их воспитание было ровной чередой радостных, тщательно подготовленных ею событий; участие в нем мистера Белли сводилось к роли восхищенного наблюдателя. И если теперь он мог гордиться своими дочерьми (старшая, Айви, была замужем за хирургом-стоматологом и жила в Бронксвилле, младшая - за А. Дж. Крэкоуэром, совладельцем юридической фирмы "Финнеган, Лэб и Крэкоуэр"), то этим он всецело обязан Cape - обе они были личным ее достижением. Вообще, в пользу Сары можно сказать немало, и ему самому было отрадно, что он так думает, что ему вспоминаются сейчас не те нескончаемые, невыносимые часы, когда она точила на нем язык, разнося его за простецкие манеры и за ею же выдуманные пороки - и в покер-то он играет, и за женщинами волочится, - а совсем другие, приятные, моменты: вот Сара горделиво демонстрирует самодельные шляпки, вот она зимней порой разбрасывает на подоконниках крошки для голубей... Поток видений, сносящий в море сор неприятных воспоминаний... Он почувствовал грусть и обрадовался этому чувству, а вместе с тем огорчился, что не испытывал огорчения до сих пор; но хотя он вдруг совершенно честно отдал должное Саре, он был не в силах притворяться, будто жалеет, что их совместная жизнь кончилась, - ведь в общем-то, сейчас ему живется гораздо приятнее, чем при ней. А все-таки лучше было вместо этих нарциссов принести ей сегодня орхидею - яркую, праздничную, вроде тех, какие она всякий раз сберегала после дня рождения которой-нибудь из дочек и держала потом в холодильнике, покуда они не завянут.
