— Как хочешь. Твоя машина, твоя карма.
— Не верю я ни в какую карму.
— В чистилище тебе это зачтется.
— Ой, Лирик, с тобой со смеху лопнуть можно!
Камерин собиралась проехать мимо Адама, но вдруг, словно помимо воли, притормозила. Будто почувствовав что-то, Адам посмотрел на нее. Он проходил мимо «Гранда», в окнах которого, как в кривом зеркале, отражалась его несуразная фигура, черно-белая и дрожащая — точь-в-точь привидение.
«По крайней мере, он отражается в стекле, — подумала Камерин. — Уже хорошо».
— Ну что ты со мной делаешь? — простонала она, когда торжествующая Лирик нажала кнопку на подлокотнике. Стекло скользнуло вниз, и Лирик высунулась наружу, опираясь на пухлую руку.
— Привет, Адам! — жизнерадостно сказала она.
Он коротко кивнул на ходу.
— Подвезти?
Адам остановился. Сделал затяжку и сердито выпустил облако дыма.
— Это еще зачем?
— Что значит, зачем? Чтобы на уроки не опоздать, а то до звонка не успеешь. Давай, садись! Только сигарету выкинь — Камерин не разрешает курить в машине. Вы ведь знакомы?
— Да. На лабораторных вместе сидим.
Камерин дружелюбно помахала, однако Адам глядел настороженно. В сером утреннем свете его бледность еще больше бросалась в глаза. Камерин подумала, что он откажется, но, пожав плечами, Адам бросил сигарету, привычным движением растер ее подошвой и открыл заднюю дверцу.
Рюкзака Адам не носил. Интересно, где же его учебники? Несмотря на свои странности, учился он хорошо.
Адам сел сзади, распространяя по салону запах ментола. Длинные тощие ноги уперлись в спинки передних сидений. Под расстегнутым пальто виднелась черная футболка, на шее висел черный кожаный шнурок с крохотным серебряным черепом.
— Пристегнись, — велела Камерин.
— Не верю я в ремни безопасности. Я верю в судьбу. Если нам суждено умереть, то мы умрем. А если не суждено, то выживем. В жизни все предначертано заранее.
— Если тебе предначертано ехать в моей машине, то пристегнись, — отрезала Камерин, выезжая на Мейн-стрит.
В зеркале заднего вида она увидела отражение Адама: он и глазом не моргнул.
— Как скажешь, — ответил юноша и застегнул ремень безопасности.
Сияя улыбкой, Лирик извернулась на сиденье, заглядывая в лицо Адаму и пытаясь его разговорить. Поначалу он отвечал односложно. Камерин была рада, что сидит за рулем: это избавляло ее от необходимости участвовать в разговоре.
Первое время Адам часто замолкал, будто не привык общаться со сверстниками, но вскоре перестал стесняться. Когда он наконец заговорил связно, Камерин удивилась: голос у него был глубокий, с богатыми интонациями, но хрипловатый — видимо, от курения.
