Глория послушала еще немножко, а потом задремала. Когда она вновь открыла глаза, техники уже спали. Бельяр, как всегда во время полета, был невидим и неслышим, — в общем, поболтать не с кем, иллюминатора, в который можно было бы посмотреть, нет, почитать нечего; Глории стало казаться, что время остановилось. К счастью, вскоре появился второй пилот — поискать напитки в холодильнике. Увидев скучающую пассажирку, он предложил ей выпить вместе с членами экипажа, достал бутылку и посторонился, пропуская даму вперед.
В кабине царило такое же сонное затишье. Командир спал, механик листал технические журналы. «Здравствуйте, господа», — сказала Глория. Пилот открыл глаза (они у него были голубые) и улыбнулся; у него был мужественный подбородок и щеточка седых усов.
«Штопор у меня», — напомнил механик. Усадив молодую женщину, второй летчик сел на свое место за пультом автопилота. Командир распрямился в кресле, спинка которого была прикрыта ковриком из эргономических бусин — такими пользуются шоферы такси, чтобы не болела спина, — затем обернулся к Глории. Самолет летел над Саудовской Аравией.
А теперь, три часа спустя, мы в парижском аэропорту им. Шарля де Голля. Здесь прохладно, сеет мелкий дождь. Глория вышла из «боинга» вместе с летчиками, которые отправились в служебные помещения, чтобы принять душ и переодеться, прежде чем ехать домой, тогда как ей предстояло в одиночестве проходить таможенный контроль с документами на лошадей.
Она легко выполнила нужные формальности; бумаги оказались в порядке, на них поставили все печати, какие принято ставить в таких случаях. Потом ей объяснили, где она может забрать свой груз. Для этого следовало выйти из здания аэропорта и отыскать ангар для хранения крупного багажа. Мупанар обещал Глории, что в Париже ее встретит человек, который сам всем займется, но если человека нет как нет, что ей делать в этой жизни одной с шестью лошадьми? Терпение, сейчас увидим.
И мы увидели. Пройдя вместе с пассажирами других рейсов через двери с матовыми стеклами, мы различили в толпе встречающих лицо, чья беспокойная мимика сразу выделяла его среди всех остальных.
И лицо это, которое по-прежнему подергивал нервный тик и вдобавок мрачное как ночь, принадлежало Лагранжу.
— Вот это да! Ты что здесь делаешь? — воскликнула Глория.
— Сейчас объясню, — процедил Лагранж. Похоже, он и впрямь был в весьма мрачном настроении.
— Похоже, ты в весьма мрачном настроении, — заметила Глория.
