Высокие блондинки | страница 16
— Да я насчет вчерашнего типа, — уточнил Бельяр. — Которого ты столкнула в море. Какие ты при этом испытала ощущения, хотел бы я знать? Те же, что и раньше?
— Ах ты ублюдок! — прошипела Глория. — Грязный, мерзкий ублюдок! Мы ведь, кажется, условились никогда не затрагивать эту тему.
— Не забывай, что это моя работа, — напомнил ей Бельяр.
До сих пор Глория стояла нагнувшись к клетке, и Бельяр, желая сохранить равновесие, отодвинулся подальше назад, практически восседая у нее на спине. Когда же она без предупреждения резко выпрямилась, он едва не скатился кубарем наземь и, с трудом удержавшись на месте, проскрипел:
— Очень остроумно!
Затем, взобравшись ей на плечо, спросил:
— Ну, чем ты сегодня займешься?
— Сам увидишь, — бросила Глория.
— Но я хотел бы поучаствовать в принятии решений, — энергично объявил Бельяр. — Мне ведь тоже есть что сказать. Я здесь нахожусь именно для этого, разве не так?
Глория, не отвечая, решительно зашагала к дому.
— Так что ты собираешься делать? — встревожился Бельяр. — Куда ты?
— Ну, например, пописать, — отрезала Глория. — А может, и покакать тоже, еще не знаю.
— Ладно, — пробормотал Бельяр, отводя глаза и потирая нос и брови, — ладно, я на минутку исчезну.
— Прекрасная мысль, — ответила Глория. Едва он скрылся из виду, она машинально отряхнула плечо, хотя там ничего не было, — Бельяр никогда не оставлял после себя никаких следов типа обрезков ногтей, пятен пота или ниток; даже вмятины не оставлял, поскольку галлюцинации ровным счетом ничего не весят.
Он вернулся на плечо к Глории в полдень, когда она заканчивала уничтожать последние свидетельства пребывания Жан-Клода Кастнера. Посмотрел, как она работает, проворчал что-то невнятное и замкнулся в созерцательном молчании, не утруждая себя более ни оценками, ни советами, то есть сведя свои обязанности к минимуму. Так прошел день, близился вечер. Часам к шести Глория легла в шезлонг под пальмой, собираясь полистать глянцевые журналы. Сухие пальмовые листья, свисающие над ее головой полукруглым балдахином, шуршали и потрескивали; такие дребезжащие звуки могла бы издавать стайка встревоженных птиц. Не так-то просто читать, когда у тебя на плече восседает этот надутый дурачок, который, естественно, заглядывает в твой журнал. Вдобавок он иногда не поспевает за тобой и, только соберешься перевернуть страницу, командует: «Погоди-ка, еще две секунды, пожалуйста! Вот теперь давай дальше». Позже, с наступлением сумерек, он внезапно вздрогнул и сказал: