— Я знаю тебя.
Он отвел взгляд.
— Чувствую себя учеником, которого оставил в классе после уроков учитель. И велел пятьсот раз написать на доске: «Я — тупица».
— Никакой ты не тупица. Ты самый лучший, самый блестящий адвокат, которого я знаю.
— Самые умные таких глупостей не совершают.
— У тебя не было выбора. Это письмо — единственный шанс привлечь внимание прокурора к инвесторам.
— Глупость не в том, что я написал это письмо. Я был дураком, что позволил Джесси одурачить меня.
Она перестала искать газету и уселась в кресло рядом с мужем. И смотрела на него встревоженно.
— Но врач Джесси считается самым лучшим и опытным невропатологом в Майами. Разве можно заподозрить его в том, что он специально поставил неверный диагноз и помог тем самым одурачить инвесторов?
— Мне то и дело приходилось сталкиваться с умными ворами. Просто я пошел на поводу у Джесси. Поверил в ее болезнь, сочувствовал. Вот и расслабился.
— Да, конечно. Даже мне было жаль эту женщину. Разве я сама не говорила тебе: «Займись ее делом. И не важно, что она некогда была твоей подружкой»? Помнишь?
— История совершенно подкосила меня.
— Меня тоже. Особенно врач. Чем больше думаю об этом, тем меньше понимаю, как это доктор Марш решился рискнуть своей карьерой и добрым именем.
— Деньги, — заметил после паузы Джек. — Я сталкивался с врачами, которые больше всего на свете любят золото.
— А мне кажется, дело не только в них. Есть что-то еще, чего мы пока не понимаем.
Он мог бы поделиться с ней и другими соображениями, в частности о том, каким талантом убеждения обладала Джесси, но не стал.
— Давай не думать. Как ты сама?
— В порядке.
Отвечая, она отвела взгляд. Он взял ее за подбородок, заставил посмотреть себе в глаза.
— Что случилось?
— У меня месячные, — тихо ответила она.
Джек старался не показать своего разочарования.
— Ничего страшного. Будем пытаться дальше.
— Мы год стараемся, нет, одиннадцать месяцев.
— Неужели так долго?
— Да. А я никак не могу забеременеть.
— Попробуем в следующий раз без обручальных колец? Говорят, помогает.
Она пыталась изобразить улыбку, но не получилось. Какая-то мысль не давала ей покоя.
— Тебя это беспокоит, да, милая?
— Да, очень.
— Возможно, здесь моя вина.
— Нет, не твоя.
— Но откуда тебе знать?
— Просто знаю, и все.
Он вовсе не был уверен, что она знает. Одно было ясно: такие разговоры только ее расстраивают.
— Но мы еще не пробовали других вариантов.
— Знаю. И потом, можно усыновить ребенка. Но я даже думать об этом боюсь.
