Год кометы и битва четырех царей | страница 38



.

— Паулос, я слышал, как ты говорил Марии, что, когда ты соберешься забрать картину в рамку, ты велишь прибить меня к доске, чтобы никогда больше я не смог скакать по дорогам.

— Да, это так.

— Позволь мне, Паулос, господин мой, еще разок заржать для тебя. Открой все окна!

Паулос открыл все окна, отошел в угол и заранее приготовился аплодировать Ахиллесу. Но ждал он напрасно. От долгих лет пребывания на холсте грудь коня настолько сплющилась, что не могла вобрать в себя и двадцатой части воздуха, необходимого молодому коню, чтобы радостно заржать. И получилось жалкое подобие конского ржания. Ахиллес уронил слезу и, опустив голову, вернулся в английскую картину.

Город продолжал спать. Ничто не могло его разбудить. И в сознании Паулоса возникла горестная мысль: а что, если его мечта внести чудесное в жизнь города и всего мира во всем подобна жалкой и неудачной попытке буланого заржать — его ржание невозможно было услышать даже в ночной тишине.

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ О КОМЕТЕ

Первое известие о приближении кометы было получено от императорского астронома из Праги. Более ста лет тому назад тогдашний секретарь по стихийным бедствиям от имени городского Консулата отправил в Прагу шесть золотых унций, с тем чтобы астроном заблаговременно предупреждал город о приближении всякой более или менее крупной кометы, указывая при этом, каким предзнаменованием она служит — добрым или дурным, когда появится в небе и как повлияет на урожай винограда и деторождение, будут ли чудеса, бури и что несет комета людям: мир или войну. Когда консулы собирались, чтобы обсудить и утвердить текущие расходы, всякий раз выступал один из них — из тортосского рода Капдевеспре, обосновавшегося в городе в XVIII веке и торговавшего шерстью, — и спрашивал, не будут ли очередные затраты такими же бесполезными, как в тот раз, когда послали в Прагу шесть золотых унций; посланный с этой суммой горожанин по имени Брабант привез из Праги расписку астронома в получении денег и овдовевшую еврейку, крещенную в церкви Святого Михаила, с которой потом обвенчался; это была стройная женщина с голубоватой бледной кожей, большими черными глазами, длинными ресницами и модной по тем временам прической, скорее грустная, чем веселая, и очень щедрая на милостыню. Расписка висела на стене в зале заседаний Консулата рядом с портретом Юлия Цезаря на коне; портрет этот вызвал в свое время немало споров из-за того, что художник пригласил натурщиком некоего сержанта, немного похожего на Юлия Цезаря и державшегося гордо и надменно, так как в детстве он играл герцога в одной из комедий Кальдерона де ла Барка. Собрался офицерский корпус, стали выяснять, нет ли среди выходцев из хороших семей кого-нибудь, кто обладал бы орлиным профилем Цезаря и похожей на огурец головой. Но художник устроил в Зеркальном зале отдельное обсуждение и отстоял свое право свободного выбора натурщика, доказав, что вытянутая огурцом голова не поместится на холсте, точнее, в вершине треугольника, ибо такова была геометрическая конфигурация картины. На белом листе картона художник начертал треугольник, а зеленым мелком изобразил огурец в том месте, где должна была бы находиться голова Цезаря, и стало видно, что огурец не умещается. Затем на другом куске картона художник красным мелком нарисовал и обвел рамкой голову сержанта. Одна из сторон треугольника, проходившая у кончика носа, спускалась, отходя в сторону, к нижней губе коня, а другая, касавшаяся назатыльника шлема, мешала продолжению красиво выгнутого хвоста скакуна. У основания треугольника виднелись мост и река, и всадник как будто скакал по воздуху или, как выразился художник, по «великолепной перспективе».