Исчезают в выгребных ямах книги, уходит в ничто все, связанное с малейшим напряжением мысли. Осталась "Ламбада", но ее скоро забудут. Новое время - новые песни.
Я поднялся и зашагал обратно в поселок. Малолетки брели следом, скалились издалека, но ближе подходить не рисковали. Пока. Они придут, но не завтра, позднее - лет через десять. Тогда меня не станет, а раз так, плевать. Жаль, не посмотреть чем кончится... Опять закрутилась, зажужжала машинка привычных рассуждений... У ямы есть дно, рано или поздно долетим. Шестая часть суши. Ну ладно, пусть, теперь поменьше... Конец наш будет страшен и показателен. Шахты и мобильные установки, придерживаемые "до лучших времен", выдадут "на гора" продукт... Всеобщий "бэнц" с пиротехническим эффектом. В лучшем случае Европейский Союз плюнет на резолюции ООН и добрые джентльмены придут к нам с чудесами гуманизма, демократии и пищевой промышленности. Хотя, нам чудеса, как слепому слайдоскоп... Не парламент нужен, а терминатор. И ждали ведь, и звали, и казалось вот она - стальная рука... Даже две руки. Но Гурова застрелили на митинге недоумки, вообразившие себя Освальдами-Каплан, а Степцов не потянул. Ущербный архитектор с замашками бесноватого прапорщика. Были и еще... Никто не угодил, ломались, щеки надували, выбирали... Ублюдки! Иного не заслужили.
Эти ублюдки иного не заслужили. Едва они допилили дерево, появился Петрович с Сашком. Он мужиков давно заприметил. Холода, зима на носу, надо чем-то топить... Мужики не пикнули, принялись распиливать бревно на части. Все так же угрюмо и безразлично - маленькие заводные уродцы... С тупой пилой работа шла вяло.
Сашок курил, да покрикивал, лениво матерясь - повышал производительность труда. Петрович, укоризненно улыбаясь, по-отечески одергивал несдержанного Сашка.
- Как машина?
- Хорошая машина, - неспешно покивал Петрович. - Ухоженная.
- Ты ее сюда подгони, дрова отвезешь.
- Зачем бензин жечь? - удивился он. - Добрые люди отнесут, уважат! Кивнул на мужиков, задумчиво глянул на небо и протянул: - Темнеет скоро... Пора идти, что ль? Девка, поди, заждалась.
Будто с внучкой на прогулку. Ответить я не успел, увидел Ярошина.
- Станислав... м-м-м... мне хотелось бы...
- Потом! - я отвернулся, но он схватил меня за рукав. Я едва не упал. Скрипнул зубами, рука сама рванулась к карману за "Макаровым".
- Что?
- Вы соображаете, что творите? Это безобразие!..
- Бе-зо-бра-зие, - я покатал на языке полузабытое слово. - Кто же это... безобразит?
