Басня канонизирована классицизмом как низкий жанр. Отсюда — и грубость языка, и сатирическая соль слога. Дмитриев-сентименталист не принимал классицистического разделения поэзии на жанры, и басня для него — это не низкий жанр. В своем творчестве, обращаясь к традиционным жанрам, он отступал от строго определенных правил, добиваясь стилистического единства своих произведений. Единство это определялось единством лирического субъекта его поэзии. В той или иной степени стихотворения Дмитриева, по традиции облекавшиеся в ту или иную жанровую форму, были выражением позиции автора. Личное начало в баснях проявлялось в сосредоточенности автора на моральной стороне жизни героев, которая его трогает и волнует.
Басне Дмитриева чужда сатира. Поэт не обличает, не рисует картин социальной несправедливости, не поучает, но рассказывает о каких-то событиях, обнаруживая в ходе самого повествования важные моральные истины. При этом автор нередко прямо вмешивается в действие, рассказывает о себе, о своем отношении к происходящему, к поступкам героев, предается воспоминаниям: «И мне такая ж участь, Шмель…» (басня «Пчела, Шмель и я»), «Я сам любил…» (басня «Два голубя») и т. д.
Басни Дмитриева можно разделить на две неравные группы. Первая, бóльшая, относящаяся к 1790-м годам, связана с его другими произведениями разных жанров единством морального идеала. Басни второй группы обусловлены политическими событиями начала XIX века, оттого в них зазвучали мотивы критики, оказались поднятыми политические темы.
В центре басен первой группы — «добрый человек», который отвергает господствующую мораль, учившую искать счастья в чинах, карьере, деньгах («Не чувствуя к чинам охоты, // Не зная страха, ни заботы, // Без скуки провождал свой век», — говорится о герое басни «Пустынник и Фортуна»). В басне «Искатели Фортуны» этот идеал утверждается в драматическом столкновении судеб двух друзей. Искатель Фортуны, жаждущий богатства человек, терпит фиаско. Автор не осуждает его, но всем строем рассказа показывает душевную бедность человека, занятого погоней за Фортуной, видящего счастье в богатстве. Его сочувствие на стороне того, кто счастье видит в ином — в покое души, в любви и дружбе. Потому басни превращаются в гимн дружбе («Два друга»).
Сосредоточенность на чувствах, раскрытие нравственных богатств личности, дискредитация традиционных в феодальном обществе идеалов должны были показать, что истинное величие человека не в богатстве кармана, а в богатстве души. На практике же это приводило к отделению человека от общей жизни отечества, делало его равнодушным к судьбам других людей. В этом оправдании эгоистического счастья, о желании выдать за добродетель смирение перед социальным злом выразилась консервативность позиции русского дворянского сентиментализма.
