Я просидела с ними до самого вечера. Слушала их разговоры, их музыку, смотрела на них. Вставляли разные фразы, казавшиеся мне очень умными. Они улыбались в ответ. И мне было очень хорошо среди них.
Когда, наконец, вернулись родители с работы, и я засобиралась домой, то спросила:
— Можно ещё прийти?
— Приходи, — ответил Юрка.
— А можно завтра?
— Приходи завтра.
Я подпрыгнула от радости и помчалась вниз, прижав к груди портфель.
— Смешная девчонка! — услышала я в дверях голос Юрки.
Дома за ключи мне влетело. Мать долго, нудно кричала, что я безответственная, что мастерская далеко, что денег нет, что когда будут новые ключи, еще неизвестно. Меня стращали, что теперь я буду сидеть в подъезде, до их прихода. А я думала про Юрку, и почему-то про Кеху и ту учительницу с шарообразным задом.
* * *
На следующий день на перемене я рассказала друзьям про свое необычное знакомство. Те подивились, закидали меня вопросами.
— Они хорошие, — сказала Машка. — Просто они так самовыражаются.
Мы с уважением закивали — про самовыражение Машка знала всё: её родители работали в ТЮЗе [2].
Тут прозвенел звонок.
— Дети! — начала урок Людмила Михайловна. — Скоро вас всех торжественно примут в октябрята! Вы должны подготовить праздник. От каждого отряда по сценке.
Мы загалдели.
— В конце недели все вожатые должны сказать мне, какую сценку будете готовить. Желательно что-нибудь из жизни пионеров-героев или из Носова. А теперь математика…
* * *
Когда я пришла на чердак, то там был всего лишь один Лёнька. Он сидел на диване и щипал струны гитары, периодически тыкаясь в самоучитель.
— Ты тут? — Он совсем не удивился.
— Ага. — Я плюхнулась рядом с ним. — Ключи потеряла.
— Знаю. Мне вчера ребята рассказали.
— А когда Юрка придет?
— Ну, занятия закончатся — и придёт.
Лёнька вздохнул, перевернул страницу.
— А в какой школе он учится? — не унималась я.
— Он в университете учится.
— О! — обалдела я.
— Жек! ты бы уроками занялась! — не выдержал Лёнька.
Я достала учебники, тетради, устроилась поудобнее. Воцарилась тишина.
— Лёнь…
— Ну что ещё!
— Я видела, как Кеху учительница…
Лёнька отложил гитару.
— Эта… она что-то про Кехиного дедушку говорила. Он кто был?
Лёнька помолчал, думал: говорить или нет?
— Он был политический.
— А это как?
— Вырастешь — узнаешь, — буркнул Лёнька и снова уткнулся в самоучитель.
Чердак постепенно наполнялся людьми. Мне никто не удивлялся, даже здоровались, я улыбалась им в ответ и делала вид, что ужасно занята уроками. То и дело сетовала: как много нынче задают! Мне сочувствовали. А Лёнька упорно продолжал терзать гитару.
