«…сочинить принципиальное разногласие… и при этом сделать ошибку, на это мы мастера, а изучить наш собственный опыт и проверить его, — на это нас нет».
«…хорошо или плохо учрежденье, пока не знаем. Испытаем на деле, тогда и скажем. Давайте изучать и опрашивать».
«…нужно изучать, что из этого вышло. Практически изучать… требуя точнейших документов, напечатанных, доступных проверке со всех сторон. Кто верит на слово, тот безнадежный идиот… Если нет документов, нужен допрос свидетелей обеих или нескольких сторон и обязательно «допрос с пристрастием» и допрос при свидетелях…»
Снова и снова требовал голос «проверки практического опыта». Перед Львовым, как и перед десятком его соседей, рука оратора, держа за вожжи понесшую тройку, как бы опять с усилием возвращала ее из иллюзорных пространств на колею проезжей дороги. Так закладывались первые камни «учета» и клалась на пюпитры маленького оркестра одна и та же партитура: «организуйте свой опыт», «изучайте свой опыт», «разбирайтесь в том, что из этого вышло».
Львов пришел на это собранье, дискуссионное собранье фракции РКП VIII Съезда Советов, — рассеянный, со своими мыслями, чтоб повидать нужного ему горного инженера-партийца. Но сразу же, как и другие, был охвачен тягой напорных слов, бивших всё по одному и тому же, заряжен ими и готов к действию.
Когда у сидевшего позади него вырвался шумный вздох одобренья и Львов невольно, приняв этот вздох себе на затылок, обернулся, — оказалось, что сзади сидит как раз нужный ему человек. Подобно вздохнувшему, Львов испытывал странное облегченье. Словно на тяжелый груз, который он держал в воздухе обеими руками, легко наплыл кран элеватора и поднял его на лету, как слон поднимает хоботом копеечку. Проверять, опираясь на массы, быть проницаемым, быть выразителем того, что чувствуют массы, — Львов пережил знакомое чувство «социального настегиванья» — так он звал про себя исключительное мастерство Ленина возвращать оторвавшегося от реальной действительности члена партии к прямым задачам дня.
— Ты мне нужен, выйдем вместе.
— Обожди, — инженер застегивался, роняя рукавицы, — всякий раз, друг, как слушаю Ильича, я понимаю, чтó есть, в сущности, гений, — это есть векторная величина. Мы в математике зовем (он говорил книжно и по-интеллигентски, Львов туго понимал его)… зовем векторными величинами такие, что указывают не степень только, а направлены;. Мы с тобой, другой, третий — мыслим скалами, степенями; Ильич мыслит вектором, он дает
