Женщина. Вы не так понимаете.
Самоуверенный бас. Наконец, кто вам сейчас и вообще мешает? Работайте по-своему, умирайте с голоду, Бетховен умер на клопиной постели. Вас через сто лет читать будут.
Хриплый баритон. Я и намереваюсь здесь работать.
Женщина. Над чем?
Хриплый баритон. Я хочу написать «нецензурную вещь».
Женщина. А я убеждена, что мы не сможем написать «нецензурную вещь». Помните Павлова с его «рефлексом свободы»?
Старческий тенорок. Вы, кажется, хотите, чтоб наше положенье окончательно ухудшилось?
Хриплый баритон. Я предлагаю каждому попробовать повести следствие… в литературной форме. Куда-нибудь да исчез этот их пролетарский генерал. У нас есть материал — два номера «Аманаусской правды». Есть собственные предположенья. Есть опыт — сидим в исправдоме, чего лучше. Пусть каждый попробует по-своему рассказать, куда исчез Львов.
Старческий тенорок. Знаете, вы соблазнили меня. Главнаука, конечно, не сегодня завтра положит этому конец, но маленькая историйка или научный фильм, это не плохо.
Женщина. А я убеждена — ничего у нас не выйдет.
Хриплый баритон. А я убежден — выйдет, и немедленно начинаю. Это будет посмертная вещь.
На этом разговор прерван. Добавлю, что все четверо допускали очень резкие выражения по адресу ГПУ, высказывали возможные опасенья и даже ругались. Но эту часть разговора, как совершенно бессвязную, я не зафиксировал. В настоящее время арестованных, по-видимому, рассадили.
Всегда на посту
известный вам X. У. Z.
РАПОРТ
При сем, согласно Вашего отношения за № 48, препровождается Вам четыре рукописи, отобранные у арестованных, под названием 1) Рди, 2) 13–13, 3) Кик, 4) Зио.
Комендант аманаусского исправдома
Биберт Хайсаров
