— Совершенно верно, — согласился Дурла и хлопнул Вира по плечу: — Надеюсь, что не произвел на вас ошибочного впечатления, посол. Я бы скорее откусил себе язык, чем сказал что-то такое, что могло бы так вас обеспокоить.
— Я бы дорого заплатил за подобное зрелище, — ответил Вир.
Дурла продолжил, не обращая внимания на столь явный сарказм:
— Если говорить откровенно, мы все хотим одного. Чтобы Республика Центавр снова стала играть ведущую роль на межзвездной арене, как это некогда было.
— Неужели?
— Именно так, посол! — сказал Дурла, будто объявлял прописную истину. — Пока многим это кажется шуткой. Мы поверженные, побитые враги. Против нас объединились целые системы, и они будут продолжать мешать нашему возрождению.
Когда-то… когда-то они тряслись от ужаса при одном лишь упоминании о нас.
Теперь же… теперь они трясутся от смеха.
— Ужасно, — произнес Лондо таким тоном, будто в тысячу первый раз беседовал на эту тему. Вир заметил, что Лондо расправляется с порциями выпивки в три раза быстрее него. Да, похоже, что быстрее всех во дворце. — Ужасно.
— Даже сейчас, когда мы отстраиваемся, когда надрываемся для того, чтобы выплатить все эти «репарации», одновременно пытаясь возродить нашу прежнюю гордость…. они следят за нами. Они обращаются с нами так же, как мы когда-то обошлись с нарнами. Как бы вы это назвали?
— Верхом справедливости? — осмелился вставить Вир.
Дурла сам ответил на свой вопрос, не обращая внимания на Вира. Кажется, он даже не слышал его.
— Оскорбление. Одно оскорбление на другом! Но потенциал нашего величия все еще жив на Приме Центавра, тлеет, подобно лихорадочному жару, в нашем народе.
— А разве лихорадка не болезнь? — спросил Вир. — Знаете…. иногда от этого умирают…
— А иногда она проясняет зрение, — ответил Дурла.
— У меня обычно только голова болит.
— Мы бродили среди звезд, — воинственно произнес Дурла. — Разве могут те, кто некогда повелевал звездами, довольствоваться грязью, лежащей под ногами?
Хотите знать, чего я больше всего желаю для нашего народа, посол? Хотите знать правду? Я хочу, чтобы мой народ вернул себе подобающее место в галактике. Я хочу видеть, как центавриане снова протянут свою длань и станут повелевать звездами. Я хочу, чтобы вернулась наша былая слава. Я хочу, чтобы мы снова стали теми, кем привыкли быть. Неужели я хочу слишком многого, посол?
На этот вопрос вместо Вира ответил Лондо, который, покачивая в руке бокал, разглядывал налитую в нем жидкость.
