— Ты запустила в мою голову камнем, детка. Несколько поздно говорить об уважении.
— Ваше Величество… это все прекрасные слова. Но я все равно не хочу. Я не хочу быть вам обязанной.
— Этого от тебя не требуется. Если хочешь, можешь считать, что я делаю это в память о твоих родителях. Лорд Рифа был… моим союзником одно время. Я чувствую некоторую ответственность за его…
Смерть. За его смерть.
— …семью, — продолжил он. — За его семью, из которой, насколько я понял, уцелела ты одна?
Она кивнула, и он снова продолжил:
— Вот так.
— Что так?
— Сенна, — сказал Лондо, терпение которого стало потихоньку иссякать, — я предлагаю тебе дом, о котором ты могла бы только мечтать на своей улице. У тебя будут все блага, лучшие учителя, ты сможешь завершить свое образование, и от тебя ничего не потребуется. Таким образом…
— Ты можешь купить покой?
Лондо мгновение смотрел на нее, а потом повернулся к Дурле и сказал:
— Пойдем. Мы зря теряем время.
Дурла явно испытал облегчение от такого решения.
— Может, все-таки наказать ее, Ваше Величество? Она ведь напала на вас.
— Она потеряла своих родителей, Дурла. Она уже достаточно наказана.
— Но…
— Довольно, — его тон был достаточно красноречив. Дурла вплотную приблизился к запретной черте, но предпочел не нарываться на неприятности. Он просто поклонился в знак того, что признает свою ошибку и согласен с волей императора.
И они вернулись во дворец, где, как думал Лондо, пройдет его последняя в жизни ночь.
Лондо сидел в тронном зале и смотрел на дождь за окном.
Гроза началась сразу после того, как он вернулся во дворец. Оглушительно гремел гром, в небе сверкали молнии, но Лондо, полагавший, что настали его последние минуты, счел грозу своеобразным знаком. Будто само небо оплакивало.
Приму Центавра. Обычно такие ливни рассматривали как очищение, но сейчас…
Лондо представил, как по улицам несутся бурные потоки, окрашенные в алый цвет.
Вода смоет кровь погибших под бомбами.
Образ Сенны не выходил из его головы. Такая боль и такая ярость были написаны на ее лице… но было и еще что-то. Несколько раз она, казалось, была готова поверить ему. Поверить в способность Лондо служить своему народу, не просто осчастливить ее одну, но действовать в интересах каждого жителя Примы.
Центавра. Будто Лондо воплощал собой всю глубину пропасти между властью и народом в лице этой девушки.
Это, конечно же, было несправедливым суждением. Да что на него нашло?
Нелепость, если не сказать абсурд! Ну, какой из нее символ? Да никакой! А как личность, она, вообще, пустое место! Но в ней было что-то такое… Как будто…
