– Мало! – перебил он. – Не слишком ли много, напротив? Я начинаю думать, что вы не так просты, как кажетесь, милейший Симон Дэл. Ну, не будем ссориться. Не правда ли, она – очаровательнейшее существо в мире?
– И лорд Кэрфорд находит это, ваше высочество.
– Однако не лорд Кэрфорд торопил меня идти к королю. Ну, а вы как находите ее?
– Я так ослеплен всеми прекрасными дамами двора, что не могу оценить каждую в отдельности.
– Да, мы все любим то, чего не хватает нам самим, – рассмеялся он, – герцог Йоркский обожает правду, герцог Букингэмский – скромность и смирение, Арлингтон – искренность, а я, Симон, боготворю благоразумие.
– Боюсь, что не могу им похвастать, ваше высочество.
– Меньше хвастайте, но больше выказывайте его, Симон. Вот и король!
Герцог поспешил вперед, по-видимому, очень довольный самим собою и мною и, должно быть, не потерял времени: когда я догнал его, оттесненный толпою придворных, расступавшихся перед ним, но не предо мною, он успел наполовину рассказать королю мою историю с герцогом Йоркским, так что помешать этому было поздно.
«Ну, теперь я пропал окончательно», – подумал я, однако, стиснув зубы, не выказывал ни малейшего волнения.
Король был один в эту минуту; он держал на коленях маленькую собачку с длинными ушами и гладил ее. Он невозмутимо выслушал рассказ своего сына и потом, взглянув на меня, спросил:
– Что это за свободы, которые вам так дороги?
Мой язык уже наделал мне довольно бед в этот день, и я, решив не давать ему воли, смиренно ответил:
– Те, какие хранятся и почитаются вашим высочеством!
Герцог Монмут рассмеялся и ударил меня по плечу.
– А реформатская церковь, какую вы ставите превыше моих приказаний?
– Вера, государь, та, какая находится под вашей защитой.
– Знаете, мистер Дэл, – угрюмо заметил король, – если бы вы говорили с моим братом так же осторожно, как со мною, ему не за что было бы сердиться.
– Но, когда я говорил с его высочеством герцогом Йоркским, надо было говорить правду, – не знаю, как у меня вырвалась эта неловкая фраза, вызванная лишь желанием оправдаться в моем столкновении с герцогом, но я поздно понял всю ее неуместность.
Герцог Монмут громко расхохотался; его примеру, минуту спустя, последовал и король.
– Верю, мистер Дэл, – сказал он, когда его смех утих, – так как я – король, то никто не обязан говорить мне правду. Но зато в этом мое утешение: не скажу ее и я ни одному человеку.
– И ни одной женщине, – рассеянно глядя в потолок, произнес герцог Монмут.
