– Приказный Четвёртого Донского полка Несемейко. Приказ от его превосходительства командира дивизии, генерал-майора Крёйца. Вот, пакет.
– Давай сюда, приказный. Так… – Сажнев бегло пробежал глазами развёрнутую желтоватую бумагу. – Тебе, Несемейко, значит, велено нас к месту проводить? Место мы и так знаем – Лабовская мыза.
– Никак нет, ваше высокоблагородие, ту мызу велено не занимать, а его высокоблагородию подполковнику Сажневу с батальоном выходить к мосту Хорш… хурш… – Казак запнулся.
– Хурштах, у фольварка Аттельбейн. – Сажнев набычился, смотрел хмуро и зло.
– Виноват, вашескобродь, – зачастил казак. – Именно так. От их превосходительства корнет приезжали, нашему сотнику подробно всё обсказали. На Лабовской мызе назначено иметь расположение штаба корпуса. Сам видел, квартирьеры туда скакали сломя голову. Сотник меня к вам навстречу погнал, значить.
– Мост Хурштах, гм… придумают же, мостам имена давать… Ладно, Несемейко, давай, скачи к своему сотскому, передай вот это, пусть пошлёт по команде. – Сажнев наскоро нацарапал что-то карандашом.
– Слушаюсь, ваше высокоблагородие!
Казак умчался.
Рябых озабоченно покачал головой.
– Не к добру это, Григорий Пантелеевич. Простой казак всё знает, куда нашему батальону двигаться! Зачем пакет слать, если посыльному диспозиция известна? И штаб корпуса возле самой границы. Дело ли?
– Не дело, – сквозь зубы отозвался Сажнев. – Да только тут сейчас сам нечистый ногу сломит. Перепуталось всё и вся. Мызу у нас отобрали, ставят во чистом поле… то есть в дремучем лесу, напротив пограничного моста. Я не я буду, если ливонцы его не взорвали. А на мызе, знамо дело, штабные. В тепле да уюте. Да ещё небось гвардионцы, не иначе. Гвардейские гренадеры за нами топали – да, видать, сочли, что мало чести за серыми шинелями тащиться; хотя Росский-то сам, конечно, не стал бы… Э-эх, я-то надеялся людей обсушить, обогреть… Лабовская мыза большая, там такие сараи, целый полк поместится, не то что наши роты.
– Нам не привыкать, Григорий Пантелеевич. Начальству, ему ведь виднее…
– Эх, Михайло Платонович, будет тебе на начальство кивать. Вот помяни слово моё, нам этот фольварк заречный ещё брать придётся.
– Всё ж, думаете, придётся?
– А то нет! Государь всё сказал, как отрезал. Ежели не примут Декрета о равенстве, не перестанут вернославных тиранить…
– А они не перестанут, ироды.
– Не перестанут. – Сажнев приподнял низко надвинутую фуражку, вытер со лба пот, проступивший, несмотря на холодную погоду.
