Поющий бархан | страница 29

Цветы вечной темноты: выросли не для глаз, не для рук. Родились по каким-то своим диковинным подземным законам. Они непонятны, как непонятны ослепительные яркие краски, скрытые в чёрной глубине океана.

Кого они радуют там и кому они там нужны, если никто их не может увидеть?

Яркость живых цветов привлекает бабочек и пчёл: они опыляют цветы,

Но кому нужна красота в глубине океана, где всё утонуло во мгле? Или в пещере, где живут одни слепые мокрицы и черви?

И я лишний тут: я не желая гублю, порчу не прикасаясь, убиваю их чуть дыша!

Пора, пора уходить.

Но мне не встать!

Может, я и впрямь очарован, застыл и остолбенел?

Даже в жар бросило! И сейчас же на ближних кристаллах-цветах набухли капли воды — словно сверкающие росинки.

Нет, так нельзя.

Надо спокойно. А то разогреюсь и всё погублю. Я просто, оказывается, примёрз к ледяной тумбе! Со скрежетом отдираю брезентовые штаны ото льда и снова втискиваюсь в тесную нору.

Подальше, подальше от нежных подземных цветов, от этих ледяных недотрог. Пусть себе растут и цветут неведомо для кого.

Если бы я сразу расспросил, что значит Занге-Дзор, я бы, наверное, так не намучился. И, наверное, сразу бы понял, почему именно в этом ущелье до сих пор сохранились бородатые козлы-безоары. В соседних ущельях козлов давно уже перестреляли охотники. Но я не спросил. И не жалею, хоть и расплатился за это трудами и потом. Потому что нет ничего слаще тайны — хоть самой малюсенькой! — раскрытой самим.

Ущелье Занге-Дзор рассекает широкий склон сверху донизу. Начинается оно высоко, у горного селения, и кончается глубоко внизу, у горной реки. Ущелье глубокое, тесное, узкое— как туннель. Стены — отвесные скалы. По дну извивается ручеёк — серебристая змейка.

Солнце накалило серые скалы. Жара, духота. И тишина. Такая тишина, что пичужка вспорхнёт, а кажется — вихрь промчался. Камень сорвётся — целый обвал! Слышно даже, как серые ящерицы — агамы — с обрюзглыми мордами трутся о камни толстыми чешуйчатыми животами…

В ущелье много козлиных следов. Сердечки козлиных копыт и на сыром песке у ручья, и на запылённых узких карнизах, И на жёстких колючих кустах клочья линючей козлиной шерсти.

Сердечки копыт большие, шерсть на колючках седая — живут тут старые рогали. Сумели уцелеть как-то. А в соседних ущельях и молодых не осталось…

И видится мне: козлина-бородач мирно дремлет в холодке и тени каменного грота. Бородатая голова его с тонкими замшевыми губами сонно клонится, клонится, и кривые рожища, как зазубренные в боях сабли, скребут и шаркают о шершавую стену…