. Или: «настоящие события доказали, что для правительства опаснее Пугачев Пестеля и Рылеева»
[26].
Еще в 1858 году в письме к другому своему корреспонденту-петербуржцу писателю Александру Вельтману Раевский пишет: «…Мы по непременному закону оставляем в наследство идею для руководства новому поколению. И эта идея растет и будет, и должна расти и никакие препятствия не сожмут ее»[27].
Нарочито резкие, предельно откровенные и в литературном отношении безупречные письма не только являлись свидетельством для потомков об убеждениях Раевского, они стали действенным орудием политической борьбы старого агитатора.
Раевский печатал статьи в «Колоколе», в приложении к «Колоколу», называемом «Под суд». В те же годы в Иркутске был опубликован его очерк «Сельские сцены». Он страстно ратовал за действительное, а не иллюзорное народное просвещение: «Дайте детям простолюдинов грамотность, а в училищах буквари, в которых не глупые шутки и побасенки составляли бы половину книги, но буквари, где объяснялись бы… правила нравственные и необходимые»[28].
7 ноября 1860 года Михаил Бакунин, встречавшийся с Раевским в Сибири, писал Герцену: «По всему образу мыслей он (Раевский. — Н. Р.) демократ и социалист»[29].
Может быть, не столь блестящи по форме, как письма Раевского — профессионального литератора-поэта, послания декабриста Горбачевского, но сущность их та же. «Я не верю никакой гласности в печати, не верю успеху ни в чем, не верю обещанной свободе, не верю даже нашей, до нас касающейся амнистии»[30]. Это уже 1862 год.
А вот другой отзыв Горбачевского на свершившуюся крестьянскую реформу. Он обращается к былому другу — князю Оболенскому 22 марта 1862 года: «Я даже еще хорошо не понял и свободу крестьян, что это такое — шутка или серьезная вещь. Постепенность, переходное состояние, благоразумная медленность — все это для меня такая философия, которую я никогда не понимал»[31].
Относительно иллюзорности серии «бумажных реформ» резко высказывался и декабрист Д. И. Завалишин.
Читая гневные строки, вспоминаешь и пронизанные мудрой горечью, иронией письма к сестре непримиримого декабриста Михаила Сергеевича Лунина, погибшего в Акатуйском руднике.
Вслед за Раевским, Горбачевским, Завалишиным к самой левой группе старых декабристов можно причислить в годы революционной ситуации и Александра Викторовича Поджио. Уходя в своих воспоминаниях, опубликованных уже после его смерти, в историю крестьянского вопроса, Поджио говорил о действиях Пугачева: «Его (Пугачева. —
