— Извини, — она шмыгнула носом. — Не знаю, почему я плачу, ведь теперь, похоже, все идет к лучшему.
— Просто ты долго все носила в себе, а теперь расслабилась. — Он вынул из кармана платок, но, вместо того чтобы отдать ей, стал сам утирать заплаканное лицо с такой нежностью, будто перед ним был ребенок.
Сорель улыбнулась сквозь слезы.
— Ты единственный, у кого для такого случая всегда найдется чистый платок.
Она забрала у него платок и отошла, вытирая нос. Блейз улыбнулся ей в спину.
— Специально ношу для плачущих женщин, — проговорил он, и она засмеялась.
— Извини, — повторила Сорель. — Я его выстираю. — Она оглянулась. — Кажется, я промочила тебе весь пиджак.
Блейз тоже засмеялся.
— Высохнет. Ну как, полегчало?
— Да. Спасибо. — Она чувствовала себя выжатой как лимон.
— Я же говорил тебе, что предлагаю любую помощь, которую могу оказать.
Ей показалось, что он имеет в виду не платок. Пригладив волосы, она предложила:
— Хочешь, сварю кофе?
— Я сам сварю. А ты посиди.
— Нет, пойду с тобой на кухню. Я как раз делала себе бутерброд.
Блейз усадил ее за стол и поставил перед ней тарелку с бутербродом.
— Тебе бы надо съесть что-нибудь посущественнее.
— Вполне достаточно. Ты сам обедал?
— Да.
С Чери, решила Сорель.
— Ну и как там Чери? — весело спросила она.
— Прекрасно. — Резкость ответа не располагала к дальнейшим вопросам. Кажется, подружка — запретная тема.
Он налил две кружки и сел напротив. Сорель картина их застолья напомнила множество давних вечеров, когда они вот так же сидели рядышком, пили кофе, смеялись, разговаривали. Сорель отогнала подступившие слезы и спросила:
— Когда возвращаются твои родители?
— На следующей неделе. Я не сообщал им о болезни твоей мамы.
— Незачем портить людям отдых.
— Вот и я так решил. Не жалеешь о той работе, которую оставила в Австралии?
— Нет, мне нравится бутик. Дети забавные, а разработки Марты приводят меня в восторг.
— Значит, остаешься? — Голос звучал ровно.
— Я сожгла за собой корабли… Один ты предложил мне работу.
— Себе на голову, — буркнул Блейз.
— Что? — Сорель показалось, что она ослышалась.
— Ничего. — Блейз непонятно усмехнулся. Посмотрев на нетронутый бутерброд, резко приказал: — Да ешь ты, ради бога. Исхудала, почти как мама. Тебе такая худоба не идет.
Сорель представила себе округлые, женственные формы Чери. Сорель всегда была худышкой, только недавно она набрала вес, соответствовавший ее росту. Она никогда не будет пышной, а Блейзу, кажется, нравятся именно пышные женщины.
