– И Вы герцог
– С некоторого времени, – сказал он. – С тех, пор как Вы уехали. – Навсегда. Она уехала навсегда. Но теперь она возвратилась. Он знал её, и, тем не менее, она оставалась незнакомкой. Не все в мире находится в равновесии.
Она кивнула, и её улыбка поблекла.
– Я припоминаю. Ваш брат. Как это было печально.
Печально. Подходящее ли слово?
Что-то было в том, как она это сказала. Он слышал горечь печали в её словах. Он вспомнил, как она тогда плакала, и как он был потрясён, поскольку Зоя Октавия не плакала никогда. И каким-то образом это сделало его собственную скорбь не такой невыносимой.
– Давние дела, – сказал он.
– Но не для меня, – сказала она. – Я пересекла моря, словно пройдя через время вспять. Для всех это выглядит, как возвращение из мёртвых. Если бы я и вправду могла вернуться оттуда, то привезла бы Вашего брата с собой.
Один сногсшибательный момент шока, укол в заново открывшуюся рану – и затем:
– Святые небеса, Зоя! – воскликнула сестра.
– Не обращайте на неё внимания, Марчмонт, – сказала вторая. – Она набралась самых странных представлений в этих языческих краях.
– Какая ему разница? Богохульство его не пугает.
– Это не означает, что её нужно поощрять.
– Его тоже не следует поощрять.
– Но я должна поговорить с ним, – сказала девушка. – Он герцог. Это очень высокий титул. Вы говорили про герцогов и маркизов. Он не подойдёт?
Коллективный вздох предвестниц.
– Подойдёт для чего? – спросил он. Рана, если она вообще была, мгновенно исчезла из его сознания. Он смотрел на сестёр, одну за другой. Все они выглядели так, словно кто-то закричал «Пожар»!
Ярко-голубой взгляд снова устремился на него.
– Вы женаты, лорд Марчмонт?
– Ваша светлость, – поспешно поправила Доротея. – К нему обращаются «герцог» – или «ваша светлость».
– Ах, да, я помню. Ваша светлость…
– Зоя, мне необходимо поговорить с тобой наедине, – сказала Присцилла.
Марчмонт неодобрительно глянул на Присциллу, прежде чем возвратился к младшей сестре.
– Подойдет и Марчмонт, – сказал он девушке, которая была и не была Зоей.
Часть его разума говорила, что это та же девочка, когда-то пытавшаяся огреть его крикетной битой, лазавшая по деревьям и крышам, как обезьянка, падавшая в рыбные пруды, желавшая стать лесником или плотником, игравшая часто в грязи с деревенскими ребятишками.
Но она не была прежней. Она выросла, всё дело в этом, сказал он себе. И сделала это первоклассным образом, как он мог видеть.
Поскольку все остальные очевидно пытались сдержать её, он решил её поощрить. – Вы говорили…
