Вернее – ему показалось, что он побежал. Ноги мальчика вдруг одеревенели, словно он три часа провел на морозе без валенок, а выступивший на его лбу пот сделался ледяным. Удивленный, но пока еще не испуганный, Коля повернулся к няньке – и увидел, что изо рта у Насти при каждом ее выдохе (а дышала она часто) вырывается пар.
А затем повторно раздалась фраза: открывай, ГПУ; только теперь она звучала тягуче, с завыванием, и в чрезвычайно низком регистре. Как будто граммофонную пластинку проигрывали на замедленных оборотах.
Настя – тяжело, словно шла по пояс в снегу, – двинулась ко входной двери. «Не надо!» – собрался крикнуть ей Коля. Но, во-первых, его язык заледенел, как и всё его тело, а, во-вторых, застывший в Настиных глазах ужас, ясно показывал: она и сама понимает, что не надо, но вот идет же открывать! Коля – тоже в замедленном темпе, увязая в том же самом сугробе, – побрел к девушке и почти успел: повис на одной ее руке. Однако другой рукой Настя в этот же миг повернула ключ в замке.
В прихожую тотчас ввалились двое здоровенных мужиков в штатском, и один из них прямиком направился к двери черного хода. Коля понял, что им с Настей ни при каком раскладе было не спастись: через эту дверь внутрь вошли еще двое бандитов, эти – уже в форме ГПУ.
Между тем прихожая просторной квартиры разморозилась, вновь стала жаркой, даже душной. Колина няня набрала полную грудь воздуха и закричала: «Помо…», но возглас ее оборвался на полуслове. Девушка увидела, как в висок Коле, который всё еще держал ее за руку, уперлось черное, маслянисто поблескивающее дуло. Державший наган мужчина произнес – почти равнодушно:
– Молчи, сука, а не то разнесу мальчишке голову.
Впрочем, если б юная нянька и успела позвать на помощь, вряд ли от этого была бы польза. В середине дня коммунальные жильцы, заселившие бывший доходный дом, почти все были на работе, а те, которые не были, наверняка не услышали бы криков сквозь толстые стены старинной постройки.
Повернув голову, Настя как-то странно глянула на сотрудника ГПУ, который вошел в квартиру первым – и не направился к черному ходу, а остался возле парадной двери и тщательно запер ее. Коля подумал, что его бабушка назвала бы этого мужчину представительным. Был он высок ростом, широк в плечах и вообще крепок сложением, с идеально гладким надменным лицом, с густыми белокурыми волосами, зачесанными со лба назад. Единственным, что портило его внешность, были глаза: они были слишком близко посажены и глядели без всякого выражения; даже направление их взгляда было невозможно проследить, словно рослый чекист не мог видеть ничего, кроме кончика своего носа.
