При звуках голоса, донесшегося из темного угла, Анна вздрогнула – едва заметно, но это не укрылось от Григория Ильича.
– Так, – протянул он, – по всему выходит, что кое-кто из ваших сообщников остался на свободе. Может быть, вы, Анна Петровна, облегчите свою участь и назовете нам его имя? Он, между прочим, еще и пытался организовать побег одного из задержанных.
– Я понятия не имею, – с расстановкой произнесла арестантка, – кого вы подразумеваете, говоря о моих сообщниках.
– Ну вот, опять двадцать пять!.. – Григорий Ильич патетически взметнул руки. – Сообщников у вас не было, о планах Благина вы ничего не знали и письмо его впервые прочли здесь, в моем кабинете.
Сидевший в углу невидимка хмыкнул, оценив иронию Семенова.
– Письмо это, – с той же размеренностью проговорила Анна, – есть не что иное, как сфабрикованная кем-то фальшивка. Больше вам скажу: я почти уверена, что написать такое мог только психически ненормальный человек. Да и к тому же, судя по некоторым оборотам – иностранец.
Говоря это, она чуть наклонилась вперед – словно обращаясь к затененному невидимке. А Григорий Ильич встал со стула и прохаживался теперь по кабинету с зажженной папиросой в зубах. Он находился у Анны за спиной, когда она вдруг вскрикнула и схватилась рукой за обнаженную шею. В первый миг женщине показалось, что ее ужалила огромная, величиной с бабочку-махаона пчела; и лишь наткнувшись пальцами на папиросный картон, она поняла свою ошибку.
Григорий Ильич, впрочем, папиросу почти тотчас от ее шеи убрал – поскольку сменил диспозицию. Сжав свободной рукой затылок Анны, он поднес тлеющую папиросу к са́мой ее переносице. Казалось, он намеревается снабдить арестантку индийским кастовым знаком – только не нарисованным краской, а выжженным навечно между бровей.
– Надеюсь, – обратился он к Анне, – вы всё же сообщите мне и товарищу Стебелькову, когда именно и при каких обстоятельствах вы вступили в преступный сговор с Благиным Николаем Павловичем? И кто из вас двоих разработал план теракта? И каким таким способом вам удалось летчика завербовать? Хотелось бы узнать в деталях, какие средства вы пустили в ход.
И тут случилось нечто, по-настоящему Григория Ильича поразившее. Никогда еще прежде в его карьере (куда более длительной, чем можно было бы предположить) не приключалось с ним таких казусов. Анна, несмотря на нестерпимую боль в обожженной шее, невзирая на папиросу, почти прижатую к ее коже, изловчилась и плюнула комиссару госбезопасности прямо в физиономию – точнее, в правый его глаз.
