Что произошло бы, если б Семенов не попался на уловку с разбитым стеклом и выброшенными очками, если бы всё-таки заглянул в угол за дверью? Об этом Коле не хотелось даже думать.
Он перебрался через кирпичную ограду кинофабрики, растрепал ладонью гладкий зачес у себя голове и сразу утратил свою официальную солидность. Узнать самозванца теперь смог бы только тот, кто хорошо его рассмотрел, а таких, как Николай надеялся, на кинофабрике не было. Ради конспирации он выбросил бы, не пожалел, и свою кожаную папку, но в ней лежали добытые улики: коробка с кинопленкой и, главное – фотоснимки, один из которых запечатлел лучезарно улыбавшуюся молодую женщину с маленькими сережками в ушах. Ну, не в руках же было тащить её распадавшийся на части портрет?
Как он пришел к мысли совершить то, что еще совершил, Николай и сам не знал. Должно быть, после посещения кинофабрики он был слегка не в себе. Шагая вдоль беленой кирпичной ограды, он почти против воли бросил взгляд в сторону «воронка», а затем, поколебавшись мгновение, развернулся и направился к нему.
Скрябин знал, что все три чекиста побежали на кинофабрику, и, стало быть, при задержанном остался один только шофер.
Как раз тогда, когда Николай подошел к «воронку», Семенов и его подчиненные, сделавшие пять или шесть пробежек вокруг административного корпуса, пришли к очевидному выводу: самозванец каким-то образом обвел их вокруг пальца. Двое молодых чекистов принялись яростно браниться, но сам Григорий Ильич занялся другим.
Комиссар госбезопасности извлек из травы золоченые очки и начал крутить их в руках, оглядывая так внимательно, словно это был артефакт из древнеегипетской гробницы. Со стороны могло показаться, что Семенов пытается невооруженным глазом обнаружить на них отпечатки пальцев. Но, во-первых, он сам смазал бы их, пока вертел очки, а во-вторых, никаких отпечатков там не было. Сбежавший самозванец озаботился тем, чтобы их стереть – и Семенов знал это еще до того, как злополучные очки поднял.
Однако это обстоятельство, похоже, не волновало Григория Ильича. Лицо его сделалось изумленным и задумчивым, когда он ощупывал оправу и стёкла, исследуя каждую мельчайшую щербинку на них. Мало того: Семенов поднес очки к носу (оба молодых наркомвнудельца видели это, и оба не поверили своим глазам) и втянул в себя воздух, явно обнюхивая их.
Говорят, запахи помнятся дольше всего. Однако злополучное оптическое приспособление слишком уж недолго было при Николае Скрябине; и Григорий Ильич так и не понял, о чем напоминает ему аромат, неуловимый ни для кого другого. Бросив очки себе под ноги, комиссар госбезопасности каблуком раздавил их и скомандовал своим подчиненным:
