— Ну?
— Это не я! Мы на поляну вышли. Там человек какой-то был. Увидел нас, нож бросил и убежал. — Парень пополз на коленях, норовя обнять ноги. — Господин, пощади!
Рамон брезгливо отодвинулся.
— А шнур для силков тебе в мошну тоже какой-то человек подкинул? — поинтересовался Бертовин.
Крестьянин схватился за поясной кошель и понял, что попался. Взвыл, рухнул ниц.
— Девку-то зачем взял? — повторил Рамон. — Сторожить? Неужели больше некому было? Или впрямь думал, отговориться — мол, до свадьбы не дотерпели, а дома негде?
Не дожидаясь ответа, подошел к девушке, приподнял за подбородок, заглянул в лицо. Видно было, что ей понадобилось усилие, чтобы не шарахнуться прочь.
— Он и в самом деле твой жених?
— Да, господин, — прошелестела она.
Рамон перевел взгляд на парня:
— Отдай ее мне.
Девушка дернулась и тут же замерла, остановленная жесткой рукой.
— Будет ласкова — глядишь, и смилостивлюсь, — медленно проговорил рыцарь, не отрывая взгляд от перемазанного грязью, поросшего редкой бородкой лица.
— Забирай, господин, — вскинулся тот. — Делай что хочешь, только пощади!
Рамон долго молчал. Потом отпустил девичий подбородок, шагнул к парню.
— Что ты за мужчина, если готов откупиться честью своей женщины? Бертовин, этого — повесить. Она пусть идет.
— Господин! — теперь в ноги кинулась девушка. — Я буду ласковой, господин! Только отпусти его! Я сделаю все, что ты скажешь!
— Уходи, — отчеканил Рамон. — И быстро. Иначе мне, чего доброго, взбредет в голову отдать тебя моим людям.
Она охнула, подхватилась с колен, порскнула прочь. Двое подняли упирающегося парня, поволокли к дереву.
— Да чтоб ты сдох, сволочь!
— Сдохну, — ответил рыцарь. — Но позже, чем ты.
За спиной шевельнулся Хлодий:
— Рамон… господин, я прошу о милосердии.
— Нет, — не оборачиваясь, ответил тот.
Рамон взобрался в седло, тронул поводья, не дожидаясь, пока повисшее на веревке тело перестанет дергаться. Когда ветви деревьев скрыли повешенного, придержал коня, в упор глядя на оруженосца.
— Ты говорил о милосердии. Так вот, то, о чем ты просил, — это не милосердие. Он нарушил закон. Спусти это один раз, настанет и другой. Потом закона не станет вообще, а следом не станет и нас. Просто сожрут. Понял?
— Да. Но… зачем ты издевался над ним? Если не собирался его отпускать, зачем предлагал откупиться девчонкой?
Рамон усмехнулся.
— Хотел, чтобы ты увидел, до чего может дойти человек, пуще всего на свете ценящий свою жизнь. Увидел и запомнил.
