— Ты что ли Семен Чугунов? — спросил худой, останавливаясь у калитки.
— Ну я, — отложив молоток, ответил старик, разогнулся и, приложив ко лбу ладонь козырьком уставился на непрошеных гостей. — Чего надо-то?
— Поговорить надо, старый, — грубо сказал мужчина, толкнул ногой калитку и без приглашения направился к дому по бетонной дорожке с цветущими по обеим сторонам ее астрами.
Верзила тяжелой поступью снежного человека двинулся следом.
Чугунов сразу почувствовал, что приближающиеся люди настроены агрессивно. Почувствовал это и прятавшийся от полуденного солнца в будке Полкан. Он глухо зарычал, однако Семен Павлович коротко приказал ему:
— Лежать! — и, сделав шаг, прикрыл ногами лаз в будке, чтобы пес ненароком не выскочил и не набросился на людей.
— Вот что, дед, — приближаясь к Чугунову, с угрозой сказал худой. — От своих показаний в милиции тебе нужно отказаться.
"Так вон оно что", — неприятно пораженный целью визита непрошеных гостей подумал Чугунов. Не то чтобы трусливая, но очень уж противная дрожь мелкой зыбью прокатилась по его телу. Тут же бросило в жар от стыда за страх. Семен Павлович напряг волю и внешне спокойным безразличным видом спросил:
— От каких показаний?
— Прикидывается! — с глумливой ухмылкой сказал стоявший за спиной худого верзила. — По рогам получить хочет. Те показания, дед, из-за которых хороший человек Шиляев срок заработать может!
— Ах, Шиляев! — через силу улыбнулся Чугунов. Он старался понапрасну не раздражать непрошеных гостей, говорить мирно. — Так у него же статья, мне сказали, за разбой. Разве я могу чем-нибудь ему помочь? Дело-то уже завертелось.
— Это не твои проблемы старый! — надвигаясь на Чугунова, рявкнул худой. — Твое дело подтвердить, что Серебрякову легонько толкнули, а она оступилась и расшиблась, и ты никаких претензий к Шиляеву не имеешь. О чем напишешь встречное заявление, причем сегодня же. Понял?!..
— Да понял я, парень, понял, успокойся! — Семену Павловичу было ясно, что весь этот спектакль устроен с расчетом прижать, сломать и заставить его вести себя так, как этого пожелает парочка негодяев, но если им это удастся, он перестанет себя уважать и не простит себе малодушия до конца жизни. Прямо и смело, глядя в наглые глаза худого, Чугунов твердо сказал: — Но никакого заявления я писать не буду и от своих показаний не откажусь. Такому человеку, как ваш Шиляев, в тюрьме самое место.
— Что?! — воскликнул худой с таким видом, будто ослышался и неожиданно замахнулся рукой. — Да ты, дед, совсем спятил, раз вздумал со мной так разговаривать!
