Кабатов тоже хихикнул:
— Прикалываешься, да?
— Угу… Ты мне сам вот что скажи: Нечистый тебе не говорил, откуда он узнал о том, что Шиляев вышел?
Колька отрицательно покачал головой.
— Не-а… Возможно, сам Сашка позвонил ему да сказал. Вообще-то темнят они чего-то, и отец твой в том числе. Все про все знают, только мы с тобой, как говорится, ни ухом, ни рылом. Ладно, дай мне водички попить да пойду я, пока твой отец не заявился, и уши мне не оторвал…
А в это время Зойка с Сашкой по приказу Нечистого тащились в больницу к Серебряковой. Возвращение из милиции мужа явилось для Долженковой полной неожиданностью, причем неприятной. Ей было противно снова видеть его расплывающуюся в идиотской улыбке мерзкую физиономию (Шиляев уже успел уколоться), тащиться же с Сашкой к искалеченной им тетке было противно вдвойне. Однако повидать Серебрякову ей было просто необходимо. В последнее время Зойку все больше мучили угрызения совести, и она хотела хоть как-то загладить свою вину перед Клавдией Павловной. Сама бы она пойти в больницу не собралась, да и не решилась бы, а тут волей неволей пришлось — Нечистый приказал. Черт бы его подрал!
Наказав мужу дожидаться ее в вестибюле, Зойка с бьющимся сердцем стала подниматься по лестнице на второй этаж. В палате номер семнадцать были заняты только две койки. Девушку сегодня утром выписали. Увидев племянницу, Серебрякова расплакалась.
— Как же так, Зойка, — сказала она с трясущейся от обиды челюстью, когда Долженкова, поздоровавшись, поставила на тумбочку букет цветов, и пакет с фруктами, купленными по дороге в больницу. — Как же так, — повторила Серебрякова, всхлипывая, — он мог поступить со мной?
— Не хороший у тебя мужик! — гневно сказала дородная женщина с соседней кровати. — Зверь! Тетку-то твою как изувечил! Живого места на ней не осталось.
— Да-да, — меланхолично подтвердила Долженкова, чувствуя себя побитой собакой. Она присела рядом с Серебряковой на краешек кровати и, склонившись к ней, тихонько сказала: — Ненормальный он, тетя Клава, больной человек. В тот день не ведал, что творил. Наркоман он…
Глаза и рот у старушки округлились.
— Наркома-ан?! — так же тихо ужаснулась она. — Да как же ты с ним живешь-то, Зойка?!
Долженкова жалко улыбнулась:
— Вот так и живу, тетя Клава, мучаюсь. Все из дома продал одни стены остались. Его лечить нужно. В наркологическую клинику определять. Может быть, простишь его тетя Клава? Нельзя ему в тюрьму. Сдохнет он там без своих наркотиков.
