— А это, чтобы во время посадки по бокам не глядел.
Андрей узнал от ребят приятную новость: школа разъезжалась досрочно в отпуск. На целый месяц.
— Неужели на месяц? Вот хорошо. Поеду домой, голова заживёт, и кончим курс вместе!
— Ты, гляди, не подкачай, вылечивайся…
Андрей распрощался с товарищами. Ступая на носки, они осторожно вышли из комнаты. На смену им в палату тихо вошёл вкрадчивый вечер, неся полную охапку радости, размышлений и снов. Андрей ощущал приятное вспыхивание пульса в висках, туго стянутых бинтами. И когда он закрывал глаза, то получал полное впечатление головокружительной бесконечности. Боязнь того, что из-за этой раны он никогда в жизни не сорвётся со старта, не будет управлять машиной, наполняла его страстным желанием выздороветь. Все мысли, вся воля работали в одном направлении: выздороветь, выздороветь, выздороветь…
Он поедет домой! Андрей представлял себе, как он идёт по улице своего поселка, сзади бегут школьники, из-за занавесок на него смотрят девушки. Они ни разу в жизни не видели летчика. Он первый. Он идёт, не обращая на них никакого внимания. Он подходит к заветной калитке и садится на скамейку. На скамейке вырезаны ножичком две буквы: А и М. Ему невыносимо захотелось увидеть эту скамейку с буквами…
Палата теряла углы и делалась мягкой и облачной: так самолёт входит в туман…
Вагон мягко покачивался на рессорах, в окне вихрилась освещённая солнцем пыль. Андрей молча лежал на верхней полке и, подперев ладонями подбородок, провожал глазами пробегавшие деревья. Молодая трава пригибалась от ветра: так на пробе мотора от струи винта она гнётся и трепещёт позади самолёта. Хорошо бы уйти сейчас в воздух! Рядом с вагонами, кренясь и ловя крылом воздушную струю, летит коршун. Андрею понятны все его движения. Вот он мягко и стремительно пошёл вниз. «Набирает скорость за счёт инерции, сейчас развернётся», — угадывает Андрей. И коршун тотчас же развернулся в полувираже. Андрей снисходительно заключил: «Неправильно летает, крен даёт не по скорости!»
Понять что-нибудь — это значит получить удивительную радость. Впервые это чувство Андрей испытал, когда научился читать. Это было удивительно: раскрыть книжку и, не сходя с места, бродить по свету. Второй раз, и гораздо острей, он ощутил это на уроке алгебры. Цифры и знаки имели душу. И третий — в школе летчиков, когда не на первом, не на втором, а лишь на сто одиннадцатом полете машина открылась перед ним как откровение. И он обрёл сердце летчика.
