Что же касается Президента, то кто-то сунул его лицом в чан с концентрированным раствором стирального порошка, и подержал там. Когда надзиратели вытащили труп, от лица уже ничего не осталось. Идентифицировали Президента только по отпечаткам пальцев. Так что, может, смерть на Старой Замыкалке показалась бы ему предпочтительнее… но тогда он не получил бы лишних двенадцати лет, не так ли? Я, правда, сомневаюсь, что он думал о них в последние минуты своей жизни, когда его легкие учились дышать «хекслайтом» или аналогичным моющим средством.
Того, кто это сделал, так и не поймали. К тому времени я уже не работал в пенитенциарной системе, но мне написал об этом Гарри Тервиллигер. «Его убили главным образом потому, что он был белым, — писал Гарри, — но он получил то, что заслуживал. Казнь ему отсрочили на долгое время, но приговор не отменили».
После того как Президент нас покинул, в блоке Е воцарились тишина и покой. Гарри и Дина временно перевели в другие подразделения, а на Зеленой миле остались только я, Зверюга да Перси Уэтмор. Сие означало, что остались я и Зверюга, поскольку Перси держался сам по себе. Этот молодой человек, доложу я вам, умел уклоняться от работы. И очень часто (однако только в отсутствие Перси) другие парни заглядывали к нам поболтать и выпить пивка. Обычно компанию нам составлял и мышонок. Мы его кормили, а он сидел и ел, важный как Соломон, поглядывая на нас черными бусинками глаз.
Так прошло несколько недель, которых не могли омрачить даже непрекращающиеся выходки Перси. Но все хорошее рано или поздно заканчивается. И в дождливый понедельник в конце июля (я ведь уже упоминал о том, каким дождливым выдалось то лето?) я сидел на койке открытой камеры и ждал Эдуарда Делакруа.
Его появление запомнилось мне надолго. Дверь, ведущая в тюремный двор, распахнулась, в блок Е хлынул дневной свет, послышались звяканье цепей и испуганный голос, произносящий вперемешку английские и французские слова. И тут же все перекрыли крики Зверюги:
— Эй! Прекрати! Ради Бога, Перси, уймись!
Я было задремал на койке, которую предстояло занять Делакруа, но от криков вскочил как ошпаренный, сердце чуть не выскочило у меня из груди. До того как Перси поступил к нам на работу, ничего подобного в блоке Е не случалось. Он принес с собой ненужное напряжение, сопровождавшее его, словно плохой запах.
— Шевелись, гребаный французский педик! — ревел Перси, не обращая внимания на Зверюгу.
