— Мне казалось…
— Кому кажется, тот крестится!
О, небо! Зачем я так сказал?
Тамара отвела взгляд, и губы её задрожали.
Неожиданно закапал дождь.
С минуту мы стояли молча.
Нужно было взять её за руку и перевести всё в шутку, но вместо этого я тоном тренера-наставника посоветовал: «Сходи с ними. Побудете втроём, говорят, такие варианты очень интересны в интеллектуальном отношении».
А вот ехидничать не нужно было вообще. Умник!
«В интеллектуальном отношении!» Козёл!
Как слышится, так и пишется: «Козёл»!
— Хорошо… — тихо и обречённо произнесла Тамара.
Она резко повернулась ко мне спиной и быстро зашагала прочь.
А я остался один.
Дождь усилился.
Не помню, как я пришёл в тот вечер домой.
Отец и мать ждали меня — жизнь шла, как обычно, но, простит меня небо, в ту минуту у меня было одно желание, чтобы они, родимые, уехали куда-нибудь на день-два, и тогда я смог бы всё-таки пойти «на хату». С моей Тамарой.
Но родители были веселы и довольны своей жизнью и никуда не собирались уезжать.
«Заветный» вечер приближался.
Весь день накануне я не мог найти себе места.
Странное дело, случилось так, что после того ужасного разговора я больше не виделся с моей Тамарой.
И этот вечер настал.
Родители легли спать пораньше — «завтра праздник!».
Я выключил свет и долго стоял у окна, пронзая взглядом черноту осенней ночи.
Там, вдали, был дом, где, быть может, именно в эту минуту моя девушка тоже печалилась об мне. Хотелось, чтобы наша грусть была взаимной. У меня не было сомнений — Тамара думает обо мне. Ей, как и мне, должно быть, не до веселья.
Я не спал всю ночь. Мелкий осенний дождь стучал в окно.
Мерзкая, липкая тревога не давала даже прикрыть глаза.
Откуда она взялась? Не знаю. Давило сердце.
И всю ночь я так и пропялился в потолок.
Заснул я только под утро и проспал до самого обеда. Моя мать решила, что в честь праздника это вполне допустимо.
Весь день я не мог найти себе места.
Меня раздражало всё: и бравурные марши, и приветствия руководителей партии и родного правительства, и рапорты победителей социалистического соревнования, и развесёлые комедии тридцатых годов, мне хотелось метнуть в экран телевизора что-нибудь увесистое. За праздничным столом даже самый лакомый кусок не лез мне в горло.
От волнения мои руки мелко дрожали.
— Что-то случилось? — заботливо спросила мать.
— Всё нормально, — нарочито бодро ответил я.
В ответ — долгий взгляд.
Неужели она что-то знала?
Из дома я вышел лишь к вечеру.
И надо же! — сразу встретил Толяна.
