отдаляюсь. Медленно открывается дверь сторожки… Нет, она не скрипит, я ее не слышу, ощущаю.
«Ч-е-т-в-е-р-т-ь — п-е-р-в-о-г-о»!!! С грациозностью дворецкого и артикуляцией чтеца. Такое
ощущение, что это вовсе не упрек и вообще не в мой адрес, просто жильцы втихаря
сбрасываются и платят ей за то, чтобы она констатировала время моего прибытия. А если кто-
то в этом подъезде уже спал, то извините.
«Мегера», — произношу я одними губами. Не сомневаюсь, она слышит.
Почему-то хочется бежать вниз и оправдываться. Упасть на колени и клясться. Клянусь, была
на работе. Клянусь, монтировали программу. Ни грамма спиртного, клянусь. Завершить
коленопреклонение пресловутым «я больше так не буду» и прощенной уйти...
Как без нее? Как?— прочно засели строчки из поэмы Роберта Рождественского. К чему?
Ведь я же не любила ее. Ее никто не любил. Хотя нет. Нелюбви я не испытывала. Точно. Это
было что-то другое. Не могу сформулировать.
Люди как-то растерянно смотрят друг на друга. Рождественский читается в глазах всего
подъезда. Сталкиваюсь возле лифта с соседкой. Я не знаю, как ее зовут. Я не знаю, из какой она
квартиры. Я вообще о ней ничего не знаю! Нам не нужно было знать друг друга. У нас была ОНА.
Дух подъезда, стержень. Если хотите, философия подъезда. В каждом из нас была Михална.
Каждый из нас замирал перед дверью после десяти вечера. Мы — единый организм. Были.
Соседка с пятого. Привычное «здрасьте» звучит как-то вопросительно. Она несет на прогулку
собачку. Именно несет, хотя собачка совсем не инвалид и вполне в состоянии самостоятельно
передвигаться. Но женщина ее несет, потому что так ее, собачку, удобнее контролировать.
Пасть зажать, чтоб не гавкнула возле сторожки, или, не дай бог, не справила нужду в радиусе
пятидесяти метров от подъезда. Странно, но ведь теперь ее можно отпустить. И даже
скомандовать «Голос» прямо на первом этаже! Но она ее несет.
Замечаю, как чисто в подъезде. Раньше не замечала, всегда бегом. Ух ты, и цветы в
горшках. Цветут. В лифте зеркало. Целое. И коврик. Коврик в лифте! Кусочек, такой
маленький зелененький квадратик. Голову на отсечение, у Михалны дома лежит большой
зеленый ковер, в котором не хватает куска квадратной формы, по размерам абсолютно
равного основанию нашего лифта.
Как ее звали? Какое имя было у человека, отчество которого было нарицательным? В какой
квартире она жила? С кем? Сколько ей было? Семьдесят? Восемьдесят?
У меня никогда не было ключа от почтового ящика. А зачем? В нашем подъезде почтовые
