— В смысле? — поинтересовался водитель.
— Ну, я имею в виду, что это его манеры. Лютый так ведет себя. Ну, не знаю, как объяснить.
— Это он для меня Лютый, а для тебя — Владимир Ильич. Мы с Лютым вместе еще с Рижского рынка, а ты сколько работаешь? Без году неделя?!
— Ну вот, — молодой человек улыбнулся и примиряюще поднял руки, — наехал… Я ничего такого не имел в виду.
— Лютый — он золотой человек, — произнес водитель. — Умница. Где сейчас многие? Кого завалили, кто в бегах, а кто растерял все. Под жопой последний «шестисотый», а на бензин уже денег нету.
— Я тоже таких знал.
— Лютый — голова! И душа у него… — Водитель прищелкнул и кивнул. — Понял? Но для тебя он — Владимир Ильич. Пока… А там поглядим.
Этот новый улыбчивый парень в принципе водителю нравился, но иногда человека не вредно приструнить.
Много лет назад они с Лютым начинали с наперстков, крутили стаканы на Рижском рынке и «обували» лохов. Поролоновый шарик, спрятанный в руке, его вовсе и нет в стаканах — кручу-верчу, обмануть хочу… Водитель всегда работал «наверху», в «группе поддержки», Лютый поначалу вертел стаканы, потом стал организатором этого бизнеса. Как говорится, «связи с общественностью» — менты, администрация и так далее. Конечно, честно признаться, водитель всегда был на третьих ролях, и, может, сближало их прежде всего то, что оба, и водитель, и Лютый, были рыжими. Примерно в ту пору водитель впервые услышал об Игнате — Вороне, «лепшем корешке» Лютого (его формулировка). Друзья детства, чуть ли не из одной школы. И позже его имя не раз всплывало. В баньке да под водочку Лютый любил рассказывать истории о том, как они с Игнатом по молодости чудили, но самое удивительное, что живьем этого человека никто не видел. Поговаривали, что после армии пути-дорожки старых друзей разошлись; с Лютым все понятно, а тот вроде бы подался чуть ли не в спецназ. Толком никто ничего не знал — Лютый, если хотел, мог прекрасно хранить свои секреты. В застолье шумный, душа общества, но кто-то о нем очень метко сказал — Лютый, мол, говорун-молчун, никогда не скажет ничего лишнего, словно у него в голове компьютер. Такие дела.
Скоро вольготная жизнь на Рижском рынке начала меняться. Наступило время кооперации, и Лютый очень быстро сориентировался. Все эти наперстки, ежевечерние кабаки — вовсе не его масштаб. Кооперация, громадное количество появившихся в стране торговцев и иные вольные каменщики и хлебопашцы нуждаются в его защите, а он, балда, крутит наперстки! Как-то изрядно подвыпивший Лютый нечто подобное и заявил водителю:
