— Не скажи. Что — с Урала возить, что — отсюда!
— Это пожалуй. А где взял? — кивнул Иван в сторону работающих.
— Скупил. Коих у Репнина, коих у Долгорукова. Не жалеют князья людишек, деньги боле надобны.
— А ты скорбишь об этом? — Иван коротко рассмеялся. — Пойдем посмотрим.
Работа шла дружно. Со стоном падали наземь островерхие ели, кряжистые сосны, круша молодой подгон при своем падении. Трещали, ломаясь, сучья. Могучая стена леса отступала перед людьми, одетыми в посконные армяки.
— Э‑эй, берегись! — кричали со всех сторон.
Веками стояли деревья. Не только звери и птицы, но и беглые находили здесь приют: редко ступала в этих местах нога человека. Теперь покою приходил конец.
Крестьяне работали усердно: не знай, каков окажется новый хозяин. Андрей, стремившийся к весне устроить плотину и подготовить все для закладки завода, кормил лесорубов хорошо, но работать заставлял от темна до темна, лично присматривая за всем. Ленивым спуску не давал.
— Помогай бог! — сказал Иван Родионович, подойдя к работающим. Те на минуту приостановились, сняли шапки.
— Бог спасет!
— Ну как, идет дело?
— Робим, покуда сила есть, — ответил крепкий еще на вид старик.
— Чего ж так, одевшись, небось, жарко?
— Пар костей не ломит, милостивец. Не бойсь, не ленимся.
— К весне управитесь?
— Как ваша воля будет.
Иван отошел к брату, молча наблюдавшему за ним.
— Пойдем где-нибудь побеседуем.
— Пойдем. У меня тут хоромы выстроены.
Крестьяне жили в наскоро набросанных из жердей и ельника шалашах, для Андрея была срублена небольшая, но крепкая избушка.
— Медведи не гащивают?
— Бывает. Ружья есть.
Кучер внес следом укладку и пошел к лошадям.
Выпив по рюмке привезенного Иваном вина, сели закусывать.
— Ну, как в Петербурге дела?
— Все по-хорошему. Поклониться пришлось кое-кому, — ну, сразу все повернулось, как надо. Теперь казну собрать да в Тулу ехать.
— В Тулу ехать надо. Я бы и отправился туда, да ты лучше это дело обделаешь. До весны оттянуть — время потерять.
Ночевать Иван не стал. Пройдясь с братом по лесу, он велел закладывать лошадей и укатил в Гусь.
Через месяц пришло от него из Тулы письмо.
«Любезный мой братец, Андрей Родионович! — писал младший Баташев. — Довожу тебе, чтоб прислал ты мне быстрее пять тысяч в серебре. Старая хрычовка дорожится, а мастеровые для нашего дела весьма подходящи, литейное и ковальное дело гораздо знают, упускать никак не можно. И рудознатцы есть. Коли своих не наберешь, займи у кого под предлогом, возвернем быстро. Если все обойдется по-хорошему, первой неделе поста буду на Выксуни с людьми».
