«Наверное, машины способны заменить детям людей», — подумала она. И внезапно ей невыразимо захотелось оказаться где-нибудь еще, убраться с этим мальчишкой вместе из этого огромного кармана застывшего времени. Когда они подошли к машине, то мальчик не убежал, а с безразличным видом проследил за тем, как мужчина открыл дверцу и швырнул ружье на сиденье. Порывшись в карманах, взрослый протянул что-то мальчику.
— Вот, — сказал он. — Такими еще в здешней округе пользуются.
— Еще бы, — мальчишка грязным пальцем разгреб горку монет на ладони мужчины.
— Возьми их.
Он ссыпал монетки в подставленные ладони сорванца.
— Иди, унаследуй землю или что-нибудь в этом роде.
Рассовав деньги по карманам, мальчишка пустился наутек по выгоревшей траве.
Теперь машину вел он. Она знала, что порой это его успокаивало. Пролетающие за стеклом мили безболезненного движения и впрямь могут стать утешением.
«Вернись», — призвала она его мысленно. Она боялась, что когда-нибудь он будет так подавлен бременем своей силы и власти, так перестарается в своем рвении, что она уже никаким образом не сможет вернуть его себе. Она держала камеру на коленях, взирая на проносившийся за стеклом деловой комплекс.
— То был действительно жадный сукин сын, — промолвил он после нескольких минут молчания и шумно вздохнул. — Прикончить его было непросто — он ведь действительно хотел жить. Любой ценой, каждой голодной клеточкой своего тела.
Оторвав руку от руля, он сделал пальцами кусающий жест.
— К ночи я отредактирую пленку. — Она коснулась его руки. — И мы передадим ее Фронту. И тогда ты сможешь как следует отдохнуть.
— Нет… На сегодня нам еще осталось последнее дело.
Она понимала, что он имеет в виду. Автоматически, как ни в чем не бывало, она поднесла камеру к глазу и нажала кнопку запись. Они уже говорили об этом прежде и решили записать все — от подготовки до самого конца. И даже сам выстрел.
Своего рода «магнус опус» для них обоих.
Она сфокусировала камеру на его лице как раз в тот момент, когда он пристально всматривался куда-то вперед.
— Пора с ним кончать.
— Стрезличек, — промолвила она, не прерывая съемки. «Что за резкое имя, звучит как кашель», — почему-то подумалось ей.
— Да, теперь пришла очередь Стрезличка. — Он плавно повернул рулевое колесо. — Наконец-то.
Импульсивно или же от страха, но она уже не могла держать в центре кадра его узкое, аскетическое лицо: у нее затряслись руки.
«Не знаю, смогу ли я выдержать это в очередной раз, после столь краткой паузы», — кричал ее внутренний голос. Она развернула камеру и стала снимать пролетавший за окном пейзаж. Край асфальтовой полосы, необитаемый пригород, очертания далеких гор. В небе парила птица, похоже, орел. Она сделала максимальное приближение, но птица осталась лишь темной точкой в фосфорическом сером мире камеры.
