Во время праздников — всяких, церковных и не церковных, — селяне собирались неподалеку от винного погребка на маленькой деревенской площади. Там пели, танцевали, звучала волынка и гомонил народ. На волынке, чередуясь, играли двое или трое — те, кто умел. Когда инструмент брал отец, я преисполнялся гордостью и думал, что он играет лучше других. Там же, разумеется, пили сидр, вино, закусывали окороком, маслинами и сыром, рассказывали что-то интересное, шутили. Кругом — толпа взрослых; не смешиваясь с ними, детвора глядит на жизнь взрослых, как на театральное представление, бессознательно готовя себя к такой же жизни.
Я никогда не видел, чтоб отец танцевал. Сейчас понимаю, что танцы казались ему занятием, неподобающим серьезному человеку. С детьми он был строг и наказывал за проделки своим воспитательным ремнем молча, бесстрастно и деловито — так, как колют дрова или подметают пол. Но мы его уважали и любили, безоговорочно признавая его главенство, силу натуры и справедливость. По вечерам, после ужина, отец довольно часто читал нам. Помню название только одной книги — «Рука человека». На обложке нарисована рука, на ней большой красивый дом (или дворец), паровоз, автомобиль, плодовый сад, еще что-то, а над всем этим в синем небе летит самолет. Уже одна эта картинка завораживала. В книге говорилось о разных изобретениях и знаменитых изобретателях, о том, как устроены часы и другие механизмы (с пояснительными рисунками), как смастерить воздушного змея, как делают керамическую посуду, ткани, оливковое масло и т. д. Конечно, отец читал нам и сказки, и басни, и разные интересные истории. Мы слушали не шевелясь. Когда он закрывал книгу и говорил: «Все, дальше — в другой раз. А теперь погуляйте — и спать», — для меня это значило: «Представление окончено!» Чудесный мир исчезал.
Отец, до школы, на всякий случай, научил нас читать, писать и считать до ста (а дальше, мол, уже будет легче). И еще: прикрепив к стене листы бумаги с написанными четким почерком баснями, велел нам их выучить. Помню, как я, читая по складам, вникал в суть дела и, строчку за строчкой, запоминал. Позже, уже в России, в детдоме, на уроках испанского языка и литературы, нам, среди прочих басен, задали выучить одну из тех, отцовских, — она запомнилась на всю жизнь. Вот эта басня в прозаическом (как говорят в издательствах, «подстрочном переводе»):
Среди кустов, преследуемый псами,
Не скакал — летел заяц.
Вылез из своей норы другой заяц
