— А теперь?
— Ну, а теперь — дотепа! Теперь ты умница. Но и умники должны быть осторожны.
— А ты будешь мысленно помогать мне?
— Ежечасно! — горячо воскликнул Дмитриевский. — Ты знаешь, что я делал, когда зимой из-под Сухинич ты одна улетела в тыл? Я был с тобой мысленно все время, я наблюдал за тобой, считал минуты, часы, сутки. Помнишь, незадолго до твоего вылета мы ходили в лес? Так вот, когда ты улетела, я покоя не мог найти себе. Рано утром, до начала работы, стану на лыжи и по твоему следу туда, в лес. Стоят те самые заснеженные ели, под которыми мы проезжали, виднеются две полоски от твоих лыж, я иду по ним один, совершенно один, а кажется мне, что ты идешь тут же. А потом вернусь в ту избу, где ты жила, на окраине Сухинич, и смотрю на твою фотографию. И спать не могу, и чудится мне всякое. Или среди ночи бегу к радистам, нет ли от тебя весточки…
Со стороны палатки дежурного по аэродрому послышались голоса, и Дмитриевский умолк. Он повернул голову и увидел луч ручного фонаря, острой полоской проколовший темноту.
— Идут, — сказал он. — Надо вставать!
Оба поднялись. Дмитриевский взвалил на себя парашют. Юля накинула на плечи маскировочный халат и взяла в руку небольшой вещевой мешок.
— Давай попрощаемся, Андрюша…
В темноте капитан не мог заметить, как быстролетная улыбка на мгновение озарила строгое лицо Юлии. Свободной рукой он прижал девушку к груди и крепко поцеловал в губы, в глаза, в лоб.
— Вот и хорошо, — тихо произнесла Туманова. — Не забывай и читай твое любимое «Жди меня, и я вернусь», — пошутила она.
Капитан хотел обнять ее еще раз, но лишь крепко пожал руку. Голоса и шаги приближались. Щупая дорогу, изредка помигивал острым лучиком ручной фонарик.
Подошли Бакланов, командир авиаполка, дежурный по аэродрому, пилот, штурман и моторист.
— Как настроение? — весело осведомился пилот.
— В норме, — спокойно ответила Туманова.
Штурман взял из рук капитана парашют, подошел к ней и сказал:
— Давайте-ка я обряжу вас…
Юля сразу стала какой-то неуклюжей, похожей на медвежонка, казалось, уменьшилась ростом.
Пилот и штурман надели шлемы и полезли в свои кабины. Моторист направился к винту.
— Ваши руки, дорогая, — обратился Бакланов к Тумановой. — Вот так. Ишь, какие горячие! Что значит молодость! Волнуетесь?
— Да нет, не сказала бы, — улыбнулась Туманова.
— Берегите себя, — проговорил Бакланов. — Держите связь. Помните, что душой, сердцем и думами мы будем с вами. И вот еще что… — добавил Бакланов, отводя Туманову в сторону. — На личной связи у Чернопятова состоит немец антифашист. Это надежнейший человек, о котором мы пока ничего не знаем: ни фамилии, ни клички, ни где и кем он работает. Сведения о нем Чернопятов боялся доверить даже шифру и радио. И это правильно. В таких делах рисковать нельзя. Я вас попрошу при встрече с Григорием Афанасьевичем порасспросить подробнее об этом человеке и запомнить хорошенько.
