Горящее небо | страница 19



— Все так перемешалось… Я уже потерял мысль, кто он — смутьян или желающий принести облегчение и мир народу? Впрочем, для меня это одно и то же… Вельзевул — это их злой бог?

— Дословно это переводится как «владыка навоза». Под «навозом» они подразумевают язычников, что, по их разумению, одно и то же.

— Как же я их ненавижу, Петроний! За их себялюбие, за их презрение к другим… Язычники и навоз?! Значит, мы — «навоз», а они — Богом избранный народ?! Мы — грязь, ничего не значащая и отвратительная, а они самые лучшие… самые умные, самые добрые, самые достойные, самые красивые, самые сильные, самые изобретательные, самые талантливые, самые работящие… Петроний, может вся нация быть безумной? Ты говоришь, этот проповедник хочет своим учением объединить всех, независимо от национальностей, рода, и даже «Богом избранный народ» с «навозом»? И это им очень не нравится? Настолько, что они готовы убить его?

— Да, в целом так. Но дело тут ещё глубже. Он хочет объединить всех не только в своём учении, но и в любви. В любви друг к другу. Он хочет, чтоб каждый любил ближних своих, как самого себя. Чтоб каждый любил всех и все — каждого. Любовь к людям и любовь к Богу. Вот главная цель его учения. Он считает, что если человечество не остановится, то оно уничтожит само себя… Тех, кто останется, уничтожит гнев небес. Старая сказка, существующая во всех учениях: небо обрушится на землю, если вы не послушаетесь меня, и все погибнут.

— И всё же я постараюсь испортить им настроение, показав им несостоятельность выносимых ими судов перед мощью власти Рима. Я не стану утверждать приговор их суда, а без этого они ничего не смогут сделать, иначе это будет расцениваться как неповиновение власти императора… И вот тогда я им испорчу праздник. И как испорчу!

Грубые черты властного и мужественного лица Пилата привычно составили маску презрительной надменности и высокомерия. Прокуратор поднялся со своего места и твёрдым шагом вышел во внутренний двор.

Через открытую дверь до Петрония доносился раздраженный гул толпы, который словно мечом разрубал властный бас прокуратора:

— Что хотите вы?

— Утверждения приговора, — послышались голоса. — Утверждения приговора, вынесенного сегодня утром.

— В чем вы обвиняете этого человека? — Пилат всё так же рубил слова, заставляя морщиться чувствующих его властное презрение первосвященников.

— Если б он не был злодеем, мы бы не передавали его тебе. Он развращает наш народ, называя себя Царем Иудейским. Он возмущает народ, уча по всей стране нашей. Он поднял руку на наши святыни и подрывает наши устои и обычаи. Он святотатствует и хочет, чтоб народ признал в нём Бога! Учение его несёт смуту, он опасен для спокойствия нашего народа. Мы требуем для него смерти!