Николаенко и Закс на цыпочках спускались с лестницы.
Восемь суток старичок-доктор боролся за жизнь Кутана. Восемь суток Кутан не приходил в сознание. Но доктор победил, и на девятые сутки, поздно ночью, уходя из больницы, он сказал сиделке:
- Ну, знаете ли, сударыня, и здоров же он. Не человек, а бык. Он будет жить...
Через неделю Андрей Андреевич пришел навестить Кутана. Кутан хотел встать с постели. Доктор коршуном кинулся на него.
- Лежать!.. - взвизгнул он. - Лежать, негодяй! Белесм? Понимаешь?..
Кутан лег опять.
- Здравствуй, товарищ комендант, - сказал он. - Старичок такой сердитый - никак вставать не дает, понимаешь.
- Ты откуда это так по-русски выучился? - спросил Андрей Андреевич, пожимая доктору руку.
- Старичок учил. Я мало-мало русский учил. Он мало-мало киргизча учил. Ничего старичок.
- Ты доктору жизнью, Кутан, обязан, - сказал Андрей Андреевич.
Доктор неопределенно хмыкнул и сердито рванул шнурок от пенсне.
- Нет, - твердо и серьезно ответил Кутан. - Нет, товарищ. Старичок, верно, лечил азмас.* Хороший старичок. Только Кутан не потому живой.
_______________
* А з м а с - немного, чуть-чуть.
- Что такое? Ничего не понимаю, - нахмурился Андрей Андреевич.
Кутан хитро подмигнул.
- Зачем не понимаешь, - сказал он, - хорошо понимаешь. Шоколад давал мне? Да? Шоколад очень лекарство крепкий. Шоколад Кутану жизнь давал. Шоколад Кутан ел, потому живой.
5
Андрей Андреевич и Амамбет наконец собрались на охоту. Но, как всегда бывает, когда собираются особенно долго, в самый последний момент, вечером, накануне дня охоты, выяснилось, что ничего не приготовлено. В час ночи сели заряжать патроны. Андрей Андреевич взвешивал и насыпал порох и дробь. Амамбет забивал пыжи.
Джек, чувствуя близкую охоту, нервничал и не мог усидеть на месте. Пес бегал, высунув язык и виляя хвостом. То он обнюхивал ружейные чехлы, то свежесмазанные сапоги, то патронташи и прочую охотничью снасть, разбросанную по комнате. Часто он подбегал к хозяину и, тычась холодным, влажным носом, из-под руки засматривал на стол, заваленный гильзами, пыжами, дробью, будто хотел убедиться, все ли в порядке.
За окном, в темноте, свистел ветер, и дождь барабанил в стекла.
Андрей Андреевич молча пыхтел трубкой, и голубые клубы дыма плавали под абажуром.
Амамбет тихонько напевал.
- Ты знаешь, что пою, Андрей? - спросил он. - Замечательную вещь пою, понимаешь...
Он снова начал петь. Андрей Андреевич перестал взвешивать порох и слушал, наклонив голову набок.
