Клава молча, в знак согласия, кивнула.
– Кто он?
Девушка молчала.
– Назовите его имя, фамилию…– как можно мягче снова спросил ее я.
– Горбушин, Михаил,– еле слышно сказала Клава и, сделав паузу, добавила: – Учились вместе.
– А вы, Горбушин, знакомы с этой гражданкой?
Он нехотя поднял голову и, воровато стрельнув глазами, снова уставился в пол.
– Ну, что скажете, Горбушин?
– Никого я не знаю.
– Миша! – ахнула Брызгалова.– Да как же так! – Она, как от удара, прикрыла лицо рукой и, очевидно только сейчас оценив меру его предательства, глухо, сквозь зубы сказала: – Ну и подлец же ты!
– Что она оскорбляет? – возмутился Горбушин.
– Нет, она вас не оскорбляет, по-моему, она сказала очень правильно,– не сдержался я.– Повторите ваши показания, гражданка Брызгалова!
Клава слово в слово повторила все то, что рассказала мне часа полтора назад.
Когда Клава закончила говорить, я спросил у Михаила:
– Горбушин, вы подтверждаете то, что сейчас сказала свидетельница Брызгалова? Подумайте, прежде чем ответить.
– Да, подтверждаю,– по-прежнему не поднимая головы, чуть слышно сказал Горбушин.
Я поблагодарил девушку и сказал, что она и ее тетка свободны… Клава кивнула мне и молча вышла из кабинета.
– Ну, Горбушин, давайте теперь поговорим откровенно или вы опять будете вилять и путать следствие?
– Я вам все скажу, все, вот сейчас, честно…
Горбушина было трудно узнать: все черты его лица выражали неподдельный страх, руки тряслись, губы перекосились в жалкой улыбке. И тут я понял, что мешало ему дать правдивые показания,– страх! Обыкновенный страх. Этот элегантный и подтянутый парень оказался трусом.
Михаил, захлебываясь, как бы опасаясь, что я его перебью, говорил:
– Да, я заезжал к ней, заезжал, а она сказала, что ждет от меня ребенка. Я не хотел, чтобы Тамара узнала, она убьет меня, вы ее характера не знаете. Ночью стукнет чем попало. Она мне сто раз говорила, что за ревность ей дадут условно. А Клава, то есть гражданка Брызгалова, жаловаться вам пришла. Она, и когда я в армии был, путалась с кем попало. У меня есть письма, документы. И вообще надо еще доказать, чей это ребенок.
В своем страхе он даже не понимал, из каких побуждений пришла ко мне Клава. Его сейчас заботило только одно: как бы история их взаимоотношений не всплыла на поверхность. Нарочито спокойным тоном, чтобы прервать бессвязную исповедь, я спросил:
– Что вы делали после того, как ушли от Брызгаловой?
– Я могу поклясться, что ни на кого не наезжал.
