– Нет-нет,– поспешно остановил его следователь, понимая, что надо поскорее разрешить недоразумение.– Я вам верю. Дача меня не интересует нисколько.
– Как же-с? – растерялся Брендючков, кивая на дверь.– А моя соседка? Признаюсь, у нас постоянный афронт. То есть с ее стороны. Хотя, смею вас заверить, я никогда никакого повода не давал.
– Понимаю… Не в этом дело,– снова перебил Гольст.
– А в чем? Во второй комнате, которую я занимаю?– спросил Брендючков, опять доставая бумажник.– Пожалуйста… Мой сын Павлуша завербовался на Север. А по положению площадь бронируется…
– Да нет, Ипполит Васильевич, у меня лично к вам нет никаких претензий… Просто хочу кое-что выяснить о семье Дунайского.
– Валериана Ипатьевича?
– Да. И Нины Амировой. Ведь вы живете бок о бок. Они у вас на виду…
– Да-да, конечно.– Ипполит Васильевич поправил пенсне.– А что именно вас интересует?
– Какие у них были взаимоотношения?
– Знаете, интересоваться частной жизнью…– замялся Брендючков.– Это, по-моему, не интеллигентно.
– Но может быть, вы что-нибудь слышали?
– Нет-нет,– поспешно перебил следователя Брендючков.– Я слухам не верю. И вообще, привык иметь дело с документами. И чтобы обязательно по форме – подпись и печать…
Георгий Робертович понял: с Брендючковым будет говорить совсем не просто – тот боялся всего на свете.
– Хорошо,– решил изменить тактику Гольст.– От кого вы узнали, что Нина уехала?
– От самого Дунайского.
– Когда он сообщил вам об этом и в какой форме?
– Летом я редко живу на городской квартире. Жара. Особенно прошлым летом… Так вот, в понедельник…
– Какого числа?
– В июле.– Брендючков подумал.– Да, тринадцатого июля я перед поездкой на дачу зашел домой. Забрать корреспонденцию, кое-какие книги, белье… Валериан Ипатьевич варил на кухне сосиски. Я еще обратил внимание на этот факт. Раньше он порог кухни не переступал, все делала жена… Я спросил, как дела, как Ниночка… А он вдруг расплакался. Уехала, говорит, Нина. Ушла от меня… Я, знаете, даже растерялся. Дело тонкое, личного свойства… Помните, у Толстого: все семьи счастливы одинаково, а несчастливы по-разному? Хотел было уйти к себе, но Валериан Ипатьевич стал изливать свое горе… Обычно он был сдержан, молчалив, а тут его словно прорвало… Стал говорить о каком-то адюльтере. Незнакомец-соперник, автомобиль у подъезда, побег на курорт… Прямо как дешевая бульварная фильма.– Брендючков сказал не «фильм», а «фильма», как произносили лет десять назад.– Я, знаете ли, просто ушам своим не поверил. Чтобы Нина… Нет-нет!
