Георгий Робертович помнил, как еще лет десять назад все эти «ваньки», «ломовики» и «лихачи» держались на московских улицах весьма уверенно. Автомобилей было совсем мало. Минуло всего десятилетие, а как изменилась картина. Весело перезваниваются трамваи, величественно катят автобусы и троллейбусы, побежали под землей стремительные электрички метро. А тройки, воспетые, пожалуй, всеми поэтами за лихость и быстроту, как-то незаметно, но безвозвратно уходят в прошлое. Их осталось в столице наперечет. Вместо них в быт прочно вошли автомобили с шашечками на кузове – таксомоторы. Сначала французские «рено», а теперь наши советские «эмки»…
Чтобы оградить Кулагину от всяких подозрений и возможных неприятностей, Георгий Робертович отправился сначала в отдел кадров автозавода. У дверей ждали приема десятки людей. В основном молодые парни и девчата, в полушубках, телогрейках, в домотканых шерстяных платках, валенках и рукавицах.
– По сто – сто пятьдесят человек за день принимаем на работу,– с гордостью сказал Гольсту начальник отдела кадров.– А что? По Сеньке, как говорится, и шапка. Заводище у нас – сила!
Георгий Робертович объяснил цель своего приезда. Послали за Кулагиной. Гольст встретился с ней в коридоре, отвел в сторонку.
– Что-нибудь узнали? – взволнованно спросила Тамара.
– Трудно сказать,– уклончиво ответил Георгий Робертович.– Но вам придется сейчас поехать со мной…
Куда и зачем, он решил объяснить по дороге. Надо было подготовить женщину.
– Как же так, товарищ следователь?– растерянно спросила Кулагина.– Да меня не отпустят! У нас соревнование! Мы даже решили сократить обеденный перерыв на десять минут. Чтобы завод дал больше автомашин…
– Понимаете, Тамара, ваше присутствие необходимо,– серьезно сказал Гольст.– А с начальством,– он кивнул на отдел кадров,– я договорился.
И Кулагина по его тону поняла: дело действительно безотлагательное…
…Некоторое время ехали молча. Тамара была подавлена и встревожена то ли тем, что ее сорвали с работы, то ли тем, что везут в легковом автомобиле, на котором ей еще ни разу не приходилось ездить. Гольст раздумывал, как сообщить своей спутнице, что за испытание предстоит ей выдержать.
Георгий Робертович знал, какое это мучительное дело – вызывать родственников или знакомых для опознания трупа. Он всякий раз видел, что стоило человеку переступить порог покойницкой с густо устоявшимся специфическим духом, к которому и сам следователь тоже не мог привыкнуть, с тусклым освещением, промозглым холодом. Георгий Робертович замечал: люди всегда старались поскорее пробежать мимо цинковых столов, на которых лежали покойники. Торопливо, в паническом ужасе, лишь бы поскорее покинуть это место.
